Исследования возникновения и развития сознания идут с двух противоположных сторон: от современного уровня его развитости к его возникновению, и от момента его возникновения к современному уровню.
В первом направлении - от оптимизма изученности психики человека и его сознания в обратном ретроспективном направлении к его возникновению. В противоположном направлении, в логике реальной направленности его развития - методом модельных реконструкций, исследований, основанных на данных онтогенеза, археологии, этнографии, физиологии и других антропологических наук. Второй путь представляется нам более продуктивным и связан непосредственно с исторической этнологией, которая открывает глаза не столько на факты осевого времени, а на их закономерную связь с простой повседневностью, с бытом. В широкой исторической перспективе эволюция концепции самосознания всегда находилась в непосредственной зависимости от общефилософской мысли. Тенденция понять, что объективно стоит за способностью человека осознавать и созидать идеальные проекты, дает три ответа на поставленный вопрос: объективно-идеалистический, натуралистический и социологический. Сторонники первого направления приписывают объективные закономерности действию абсолюта, но связывают их с уровнем общественной жизни. Это путь от Гегеля к Марксу. Однако задолго до Гегеля, Гераклит, Сократ, Платон и другие древнегреческие философы размышляли над таинственным свойством человеческой души, передавая в распоряжение своих учеников способы философствования и обеспечивая непрерывность мысли о внутренних глубинах сознания, именуемых душей. Первые идеи в области психологии народов были сформированы Гиппократом в его трактате "О воздухе, водах, местностях". Автор полагал, что различия между народами, включая и разницу "народного духа", обусловлены местонахождением страны, климатом и другими природными факторами.
Разработав учение о душе, ее природе, явлениях восприятия и памяти, основоположником психологии становится Аристотель. Душа понимается им как организующая форма, которая дает смысл и направленность жизни. Добродетель рассудочной души связана у Аристотеля с общественной жизнью, следовательно имеет социальную подоплеку и может идентифицироваться с сознанием общности (хотя еще не этнической). Ни один обычный смертный не настолько самодостаточен, чтобы он мог жить один, вне общества и народа. Человек, согласно Аристотелю существо политическое. Даже на самом примитивном уровне это предполагает элементы организованности, а следовательно, элементы общественного сознания, которые в свою очередь способствуют выработке "общего чувства", о котором пишет Аристотель в своем трактате "О душе".
В период Возрождения о тайнах человеческого сознания рассуждает Бэкон в "Новом органоне", Гоббс в "Левиафане" и, конечно, Рене Декарт, справедливо считающийся основателем современной философии. Акцент на мышление, как на отправной точке оказал сильное влияние на последующую европейскую философию как рационалистического, так и эмпирического толка.
Согласно декартовому принципу непосредственной данности психического, самосознание есть внутреннее созерцание субъектом содержания своего собственного внутреннего мира. Соотношение нового знания с уже имевшимся ранее он именует рефлексией, на которой построено все здание самосознания. Опыт человека несет особенную определенность, не зависимую от опыта других. Этот тезис вполне можно отнести к опыту любой общности.
К декартовскому пониманию взаимоотнесенности объективного мира и самого субъекта примыкает философия Дж. Локка, интересы которого концентрировались прежде всего вокруг вопросов гносеологии. Его основной труд "Опыт о человеческом разуме" отрицает мелкие врожденные идеи и связывает роль внешнего опыта с процессом познания. С помощью древнего образа "чистой доски" он демонстрирует как душа человека наполняется новым содержанием. Переосмысливая рационалистическое учение Декарта, он вводит категории первичных и вторичных качеств, которые появляются в сознании в результате влияния внешних вещей. Результатом декарто-локковских размышлений является тезис об интерспекции как единственно возможном методе раскрыть сущность самосознания.
Интерспективную психологию подвергает критике И. Кант, построив новое учение о трансцендентальной апперцепции, смыкаясь с учением Г.В. Лейбница. Кант исходит из предпосылки, что народ - это объединенное в одной местности множество людей, составляющих единое целое. Его характер и особенности формируются под давлением внешних природных, ландшафтных и климатических факторов. Именно он передается по наследству потомкам как "дух народа".
Принцип географического детерминизма обосновывает французский историк Ш. Монтескье, используя в своих рассуждениях все тот же "дух народа". Этот этнопсихологический феномен формируется и развивается по его представлениям в связи с климатом, рельефом и почвой, то есть первичное и основополагающее значение имеет географическая среда.
Философский взгляд на "дух народа", его этническое сознание расширил Д.Юм. В работах "Трактат о человеческой природе" и "О национальном характере" он утверждает, что личность есть связка, пучок следующих друг за другом различных восприятий, предвосхищая идею "фокуса сознания" в современной психологии. Характер народа по его мнению складывается под влиянием географических и социально-политических факторов. Профессиональные группы, обладающие общими артефактами, обычаями, привычками и т.д. сближаются под воздействием экономико-политических закономерностей и в результате этого сближения вырабатывается национальный характер.
Теория народов, взяв свое начало из досократовских источников, приобретает новый угол зрения у итальянского философа Джамбаттисто Вико. Через исторический анализ языка, мифа, ритуала различных народов он предполагает постичь истинную человеческую природу. Повторяющиеся фазы истории запечатлеваются в уме человека, ибо "он выступает и как сценарий, и как актер, действующий в исторической драме". Вико рассматривает историю общества как процесс развития не только его социальной структуры, но и культуры, то есть конкретных форм жизни и мысли людей определенной исторической эпохи. В этом отношении его взглядам родственны современные теории "Социокультурной динамики", основоположником которой стал П. Сорокин. Теория Вико, изложенная, главным образом, в его основном труде "Основания новой науки об общей природе наций" (1725 г.), не столько объясняет прошлое, сколько указывает на будущее. Видя социальную организацию в качестве естественного эволюционного процесса, в котором принимают участие человеческие существа, он отдает пальму первенства традициям, развивающим формы общественной жизни. Именно в этой точке рассуждений Вико, вперед выходит этнология, что представляется нам немаловажным.
Идеи Вико нашли свое развитие в теориях И. Гердера, Г.В. Гегеля, В. Гумбольдта. Так, Гердер вводит понятие "народ", как сообщество людей, языки и исторические традиции которых формируют их сознание. Чувство идентичности, чувство сопричастности к чему-то общему, обеспечивают народные традиции. Таким образом, в истории человеческой мысли происходит поворот к изучению такого этнокультурного сообщества как народ. В результате, уже в теории Гегеля об абсолютной идеи мы встречаем термин volkergeist - "дух народа", который ведет к самосознанию абсолютного духа и представляет суть изучаемой нами проблемы.
Отдельной страницей в изучении сознания этносов стоит марксизм. Согласно этой теории экономика заменяет собою абсолютную идею Гегеля: что она требует, то и разумно, то и действительно. "Способ производства материальной жизни обуславливает социальные, политические и духовные процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а наоборот, их общественное бытие определяет их сознание". За время Советской власти идеи марксизма глубоко вошли в наш менталитет и поэтому требуют особого к себе внимания, несмотря на то, что предпринимались попытки смягчить жесткий детерминизм марксизма. Естественно-исторический процесс, объективные общественные отношения составляют более глубокую сущность деятельности и деятельность является формой их реализации. Все моменты духовного производства - религия, семья, право, мораль, наука, искусство и т.д. - "суть лишь особые виды производства и подчиняются его всеобщему закону". Отсюда у Маркса следует вывод, что "сознание никогда не может быть чем-либо иным, как осознанным бытием".
Прямой противоположностью в траектории исследования сознания выступает натуралистическая школа.
Человек - живое существо, часть природы. Будучи одним из приматов он подчинен общебиологическим закономерностям. Его специфика - это специфика живых существ, ведущих общественный образ жизни, а его поведение определяется генетикой, физиологией, анатомией. Такова основа натуралистической школы. И действительно, никакая социализация невозможна, если не будет соответствующих биологических предпосылок. Но эта истина переходит в свою противоположность, когда игнорируют факт, о том, что в этих биологических условиях рождается социально-антропологическое качество. Типичную ошибку допускает Э. Уилсон, основатель социобиологии. "Может ли культурная эволюция высших этических ценностей получить направление, позволяющее заместить генетическую эволюцию? - спрашивает он. Я думаю, что нет. Гены держат культуру на привязи. Привязь очень длинная, но неизбежно цепкая, будет ограничивать культуру в соответствии с ее воздействием на человеческие гены. Мозг есть продукт эволюции. Человеческое поведение - подобно глубинной способности на эмоциональные ответы, которые управляют им и ведут его, - окружено контуром техники, в которой человеческий генетический материал и будет сохраняться неповрежденным. Мораль не имеет какой-либо иной явно выраженной функции".
С марксизмом полемизирует Э. Дюркгейм, предлагая социалистический вариант, получивший в XIX-XX столетиях наибольшее распространение. "Объяснение социальной жизни нужно искать в природе самого общества" - писал он. Коллективное сознание зависит от субстрата, который состоит "из членов общества в той форме, в которой они социально скомбинированы". Согласно концепции, которую разработал Э. Дюркгейм, коллективные представления - надиндивидуальные феномены сознания, имеющие собственное содержание и не сводящиеся к сумме индивидуальных сознаний. Групповое сознание по этой причине изучается как по результатам массовых опросов, так и по вторичным источникам - литературе, прессе, мифам, поговоркам, обычаям и т. д.
Косвенное представление о смысле понятия "традиция" дает философия и социальная практика традиционализма, апеллирующего к "неизменной сущности" и "возвращению к истокам". Именно с этих позиций написаны работы известных европейских мыслителей Ж. Де Местра, Ф.Ф. де Шатобриана, а позже Ф. Ницше и М. Хайдеггера.
Реальный социологизм, методологически выделяющий один доминирующий фактор, как информационно-техническая основа развития общества, получил наибольшее развитие в современных концепциях индустриального и информационного общества (Белл, Гэлбритт, Тоффлер). Г. Лебон считал "душу народа" основой его истории. В своих исследованиях он изучал и исследовал душевный строй масс, пытался дать определение расам в зависимости от истории и уровня цивилизации. Особое внимание он уделял запасу традиций, чувств, способности к мышлению, способов мышления, который составляет бессознательное наследство от их предков, аргументы против которого абсолютно бесполезны. Душа народа состоит из общих чувств, интересов, верований, и должна изучаться через такие элементы цивилизации как язык, идеи, верования, искусство, утверждения.
Позицию врожденности этнопсихологических характеристик отстаивает в своей работе "Этнопсихоанализ" Г. Деверо.
Американский этнопсихолог Дж. Хониман вводит понятие "модель этнического поведения" как закрепленный способ активного мышления и чувствования.
Теория этничности, включающая в себя в проблемы этнического сознания, разрабатывалась также европейскими этнопсихологами. В 1860 году немецкие ученые М. Лацарус и Х. Штейнталь провозгласили "психологию народов" как отдельное направление науки. Они трактовали "народный дух" как психическое сходство индивидов, принадлежащих к определенной нации, и одновременно их самосознание, содержание которого может быть раскрыто путем сравнительного изучения языка, мифологии, морали и культуры.
В результате функционирования в жизненном пространстве членов единого духовного сообщества духовных продуктов культуры: языка, мифов, нравов образуется единство этнопсихологических процессов. Для определения такого "единого духовного сообщества" было введено понятие "духовного коммунитета". Термин этот принадлежит В. Вундту. Возникновение производных народной души сводится к сумме энергии множества индивидов, находящихся во взаимодействии "и покоятся на духовном взаимодействии многих, которые относятся к названным процессам подобно тому, как элементы представления и воли относятся к сложным представлениям и волевым действиям индивида". Творческая коллективная деятельность народа, по мнению Вундта может и должна изучаться. Сделать это можно, работая в двух направлениях: абстрактном и конкретном. Первый путь подразумевает исследование души народа через те связи, которые существуют между индивидами, предположив, что мифы - это чувства народа, обычаи - воля и нравственные принципы. Второй путь предполагает изучение конкретного народа, приложив к нему результаты исследования по первому варианту. Однако ранние попытки учесть влияние культуры в рамках парадигмы общей психологии не привели к появлению исследований, направленных на проверку предложений Вундта. Его идеи были несколько перефразированы немецкой культурно-исторической школой, и хотя это делалось в рамках их собственных исторических моделей, все же обеспечило данному направлению ощутимый скачек вперед.
Среди американских ученых начала XX столетия культурно-исторической ориентации придерживался Ч. Джадд. Он развивал идеи Вундта, и утверждал, что язык, орудия труда, система исчислений, искусство и т.д. суть формы "накопленного социального капитала", который накапливался тысячелетиями и формировал национальное сознание и психологию. Основной тезис культурно-исторической школы заключается в том, что структура и развитие внутренних процессов этноса детерминировано исторически развивающейся культурно опосредованной практической деятельностью человека. Параллельно с этим направлением разрабатывалась мнемическая программа в кросскультурной психологии, которая изучала все возможные процессы памяти (включая историческую).
Прослеживая развитие научной мысли о проблемах души или духа народа, невозможно обойти французскую "Школу Анналов", с чьей легкой руки в мировой науке появилось понятие "ментальность". У истоков этого направления стояли Марк Блок и Люсьен Февр. Все то, что происходит с народом, не что иное, как проявление глубинных движений народного сознания и мировосприятия. По Февру "наша история является идеалистической... ибо экономические факты, как и всякие другие социальные феномены, возникают из веры и воззрений". Если Февр по своим предположениям стоял ближе к психологическому изучению народной души, то Марк Блок отстаивал позиции социологической традиции, в чем перекликался с Дюркгеймом. В своих работах "Короли - чудотворцы" (1924 г.) и "Феодальное общество" (1939 г.) Блок говорит о "способах чувствования и мышления", вступая на путь антропологической истории и уделяя значительное внимание социальной дифференциации культурного поведения.
Изучение ментальности признается ключевым моментом исторического синтеза Ле Гоффом. Историческая наука, по его мнению, "тем и своеобразна, что она исходит из существования двух реальностей: реальности "как таковой" и представлений, которые создала эта реальность о себе у людей прошлого". Историю ментальностей он связывает с жестами, поведением, установками, но в то же время он резко возражает против бихевиористского истолкования. Картина мира или иначе система ментальных представлений трактуется Ле Гоффом через "воображаемое", "чувственное", "символическое", через ценности и идеологию. Автоматизмы поведения, то общее неосознанное и повседневное, что присутствовало в сознании каждого средневекового жителя, позволило Ле Гоффу говорить о неком общем ментальном фонде Средневековья, где "трудно разграничить абстрактное и "конкретное" и где "наслоение конкретного на абстрактное составляло основу ментальностей и чувствований средневековых людей". Таким образом, уже в начале ХХ века в науке сложилось довольно четкое представление о существовании некой "души народа" как врожденной величины, обусловленной многочисленными факторами, один из которых выдвигался вперед, в зависимости от направления научной школы. Носителем "народного духа" являлся этнофор, реакции которого на внешние возбудители формировали модель этнического сознания и этнического поведения.
Первоначальная трактовка менталитета, введенная представителями историко-психологического и культурно-антропологического направлений, означала своего рода "психологическую оснастку" любой социальной общности, которая позволяла ей по-своему воспринимать как социальную среду, так и самих себя. Закладываемая в процессе воспитания и обусловленная этнической культурой, она становилась "живым" воплощением этнического сознания.
Разработку этой теории продолжает один из последователей "Школы Анналов" Жорж Дюби. Ментальность он понимает как систему, систему образов и представлений, различную у различных социальных групп. "Мы убеждены, - пишет Дюби, - что все социальные отношения складываются как функция этой "системы образов", которая передается из поколения к поколению в процессе воспитания и обучения, и в следствие определенных экономических условий". Выяснение сути и смысла любого исторического события или явления будет зависеть от того, какова эта система у того или иного исследователя. Специфика культурной среды, климата, индивидуальных способностей ученых может привести к совершенно разным выводам. Отсюда проистекает важность изучения среды обитания, а также ее взаимовлияние индивидом, выпестывающее само этническое сознание. "Без изучения ментальных установок невозможно создать тотальную историю общества - считает Ж. Дюби.
Метод ментального рассмотрения мира отстаивал и Мишель Вовель. История ментальностей лишь дополняет и уточняет историю социальную и подбирает под себя все области духовной жизни - считает он. Исследованная ментальность (как и этническое сознание) позволяет "не спасовать перед разваливающимся на части объектом исторического исследования и сохранить его целостное прочтение, учитывающее гигантскую работу себя над собой, которую представляет собой жизнь людей... При условии, что мы не будем видеть в истории ментальности ключ ко всем дверям, она больше, чем мода: это новая область знания открыта для постановки новых вопросов".
Воззрения Ле Гоффа, Дюби и близких к ним в этом вопросе Н.З. Дэвис,
Ф. Арьеса, М. Вовелл, Ж. Демоме характеризуют лишь одну из тенденций в осмыслении ментальности в современных "Анналах". Иную линию выражают взгляды Алэна Буро и Роже Шартье, в той или иной мере ревизирующих воззрения Дюби, Ле Гоффа и других близких к ним исследователей.
Таким образом, несмотря на различие в подходах и в терминологической разноголосице, "школа Анналов" утвердила статус исторической антропологии как науки, имеющей огромный исследовательский потенциал и позволяющей вести исследования этнического сознания любого народа любой эпохи в ее пределах.
Еще большим разнообразием в подходах к изучению внутренних механизмов существования этноса обладает вторая половина XX столетия. "На протяжении многих лет "этничность" является ключевым понятием антропологии и социологии, но тем не менее, по-прежнему представляется не ясным его значение, применение и соотношение с другими понятиями".
Антропологическая традиция, восходящая к работам Леви-Стросса, выдвигает на первый план общую символическую среду, порожденную этническим сознанием народа. Понятная всем и общепринятая система символов, выступает ценностно-нормативным регулятором поведения, способствует этнической консолидации. По мерее социального развития общество становится все более структурированным, а объединяющим началом может выступать символическая среда, "паутина значений и смыслов", которая отличает членов одной этнической группы от другой. Таково мнение К. Гирца. Анализ, который должны вести этнографы и антропологи "представляет собой разбор структур сигнификации (structures of signification) - того, что удачно, - пишет Гирц, - поскольку создает впечатление, будто речь идет о работе шифровщика, хотя на самом деле эта работа подстать литературному критику - определение их социального основания и социального значения". Таким образом, интерпретация - главное направление в поиске истины. Иной точки зрения придерживаются А. Кардинер, Д. Левинсон, Р. Линтон, А. Инхлес. Они отстаивают систему общеразделяемых поведенческих стереотипов. Семейная социализация личности является по мнению представителей этого научного направления наиболее значимой в формировании у человека восприимчивости к определенной культуре и сопричастности к этническому мировосприятию своего народа. Этническая культура как и этническое сознание достаточно консервативны. Специальные стереотипы, созданные народным сознанием, во многом определяют облик "модальной личности", ибо любой представитель народа является носителем целого рода этнообусловленных стереотипов, которые передаются их поколения в поколение. При этом необходимо учитывать историческую динамику системы стереотипов, опосредованной состоянием социальных отношений и институтов. Проблемы этнического сознания, самосознания и этничности как таковой, тесно связанные между собой, положили начало дискуссии, начавшейся в начале семидесятых годов и приведшие к появлению трех теорий - примордиалистской, инструментальной и конструктивистской.
Наиболее радикальные "примордиалисты" относят этничность, со всеми ее компонентами, к врожденным качествам человека. Эволюционно-генетические идеи лежат в основе этой теории и изложены главным образом в трудах У. Коннора, Р. Гамбино, К. Гирца, А. Прили, Г. Ван дер Берга и других. Последний считал, что "с прогрессивным ростом размера человеческих обществ границы этноса становились шире, связи родства соответственно размывались. Однако потребность в коллективности более широкой, чем непосредственный круг родственников на основе биологического происхождения, продолжает присутствовать даже в современных массовых индустриальных обществах".
Однако в рамках примордиалистского подхода существует иное - эволюционно-историческое направление, связывающее этносы с социально-историческим контекстом.
"Инструменталисты" видят в этничности лишь артефакт, который конструируется отдельной группой людей, т.е. этничность ситуативна и мотивирована. Об этом читаем в сборнике статей "Этничность, теория и опыт", вышедший под редакцией Н. Глезера и Д. Мойнихана, где этничность - это средство достижения групповых интересов. Наиболее последовательно эту точку зрения отстаивают Л. Белл, А. Коэн, Дж. Окамура, М.П. Фишер, К. Янг.
Характеризуя два вышеназванных научных подхода, М. Бэнкс прибегнул к метафорическому выражению, по которому примордиалисты помещают этничность "в сердце человека" а инструменталисты - "в голову".
Конструктивистское направление в зарубежной научной мысли представлено работами Б. Андерсона, Р. Бурдье, Э. Геллнера, Э. Хабсбаума и других. Конструктивисты выдвигают на первый план идеологию и идеологов, которые вносят в сознание людей необходимые идеи, в результате чего формируется этничность.
В отечественной науке существуют сторонники каждого вышеописанного направления, которые стали основателями аналогичных школ в России.
Параллельно с дискуссией о сути этничности, в 50-70-ые годы в Америке и Западной Европе появляются труды по проблемам этнического самосознания и этнической идентичности, которые выступают производными от национального сознания. Так, в разрабатываемой Э. Эриксоном теории идентичности находим, что "формирование идентичности предполагает процесс одновременного отображения и наблюдения, процесс, протекающий на всех уровнях психической деятельности посредством которого индивид оценивает себя с точки зрения того, как другие, по его мнению оценивают его в сравнении с собой и в рамках значимой для них типологии; в то же время он оценивает их суждение о нем с точки зрения того, как он воспринимает себя в сравнении с ними и с типами значимыми для него". Иными словами, совпадение контуров индивидуального сознания и этнического сознания приводят к высокой степени отождествления индивида с этносом. В этой точке исследований пересекаются интересы ученых, разрабатывающих теорию идентичности кросскультурной психологии, в особенности его когнитивного направления, которое представлено Вудвортом, Гервином, Берри, Сигаллом и другими.
Исторические изменения, происходящие в сознании народа и индивидуальные изменения, происходящие с личностью на протяжении веков попыталась связать воедино Саарбрюккенская группа. Так, Р. Шведер полагал, что "не существует никакой отдельной самостоятельной социокультурной среды, не зависимой от человеческих способов извлечения из нее смыслов и возможностей, а всякий человек обретает свою субъективность и индивидуальную психическую жизнь (сознание) посредством извлечения смыслов и возможностей из социокультурной среды и их использование".
Дж. Брунер утверждал, что центральное место в культурной психологии этноса занимают теоретические представления о мышлении, канонические структуры повествования, т.е. представления в сознании человека событий, которые организуют процессы смыслообразования у людей в их повседневных занятиях.
Расширил и уточнил взаимосвязь этничности и культуры М. Коул. Культура по его мнению, приводит к возникновению "культурной привычки поведения", основанной на артефактах, как на ее элементарных единицах.
В современном зарубежном научном пространстве несмотря на обилие школ и направлений, проблемы внутреннего содержания этноса остаются не решенными. Основными причинами служит отсутствие междисциплинарного подхода, объединившего бы культурную, социальную, психологическую и биологическую суть этнического сознания, а также чрезмерная искусственная идеологизация данного феномена.
§ 2. Национально-психологические проблемы в научной мысли русского зарубежья
Отдельную страницу в истории научной мысли по проблемам этноса занимают ученые, философы и мыслители русского зарубежья. Находясь вдали от своей родины, своего народа, их взоры обращались к России, к населявшим ее людям. Острое чувство оторванности предавало их размышлениям глубину и отточенность. Анализ национального характера, психологии, причин и следствий тех или иных типичных для русского народа поведенческих актов и культурных стереотипов бывает порой слишком эмоционален, но это не преуменьшает глубину мысли.
Учение о национальном русском характере наиболее полно в русской философии было развито П.А. Бердяевым. Проблему особенностей русской мысли, сознания и менталитета Бердяев трактует в русле философского идеализма. "Корни идеализма заложены глубоко в земле ... он в высшей степени национален и вместе с тем универсален. Эти корни лежат в глубине русского национального духа". Если принять существование национального духа (характера) за данность, он не может не отражать исторически сложившихся свойств психологии, отличающих один народ от другого. Национальный характер и сознание формируются под воздейстивем географических, политических, социально-экономических условий существования народа. И чем сложнее и противоречивее эти условия, тем сложнее и противоречивей национальный характер. "Н.А. Бердяев отважился взять на себя в высшей степени ответственную задачу, - пишет А.А. Клизеветтер, - очертить духовный облик русского народа на основании присущих русскому народу религиозно-нравственных идеалов". Противоречивость психологического склада русского народа Бердяев объясняет бурной и драматической историей России. Одни черты национального духа в ходе исторического развития исчезают, другие, напротив, закрепляются. Национальный параметр динамичен, но изменения не происходят молниеносно, они имеют значительную временную дистанцию. Политические, социально-экономические катаклизмы несколько ускоряют трансформационные процессы. В начале века русский менталитет подвергся насильственной ломке в связи с событиями большевистской "модернизации" и формированием в ходе нее нового, советского человека. По словам Бердяева, " русская жажда абсолютной свободы" обернулась рабством, "русская жажда абсолютной любви-ненавистью". Бердяев не оставляет в стороне и географический фактор. Историческая родина, которая характеризуется географической экологией местности, отличает "нас" от "не нас" в этническом отношении. Своей емкой метафорой: "русская душа порабощена ширью", Бердяев обратил внимание на влияние природы, ландшафта, в котором формируется русская этничность, на социальные характеристики национального сознания. Но какую бы грань этнической теории не обыгрывал Бердяев, во всех своих трудах он придерживался единому методологическому кредо. "Нация есть понятие духовное. Национальный дух не может быть ограждаем и укрепляем насильственными, материальными, мероприятиями... Кроме бескровного отвлеченного космополитизма и насильственного, безнравственного национализма, может быть еще третья идеалистическая точка зрения на национальность полагающая национальный дух не в задачах государственности, а в самобытном, творческом осуществлении универсальных общечеловеческих задач". В этой идее Бердяеву вторит другой выдающийся богослов и философ С.Н. Булгаков. Эволюционную теорию этничности он подвергает резкой критике, считая, что она бессильна справиться с проблемой становления национальностей. Здесь он отдает пальму первенства сложным этнографическим смешениям, признавая, тем не менее и то, "что национальности родятся, т.е. что существует историческая грань, за которою этнографическая смесь превращается в нацию с ее особым бытием, самосознанием, инстинктом, и эта нация ведет самостоятельную жизнь, борется, отстаивая свое существование и самобытность". Не отрицая исторический аспект национального духа, характера, сознания, Булгаков все же не ставит его выше религиозного. Так, мировоззрение и уклад жизни русского народа он определяет христианской верой. "Как бы ни был темен, непросвещен народ наш, но идеал его-Христос и его учение, а норма - христианское подвижничество". Национальная идея, как порождение этнического сознания "опирается не только на этнографические и исторические основания, но прежде всего, на религиозно-культурные, она основывается на религиозно-культурном мессианизме, в который с необходимостью отливается всякое сознательное национальное чувство".
Интересны и порой противоречивы выдвигаемые Булгаковым методологические принципы и исследования этноса.
Но, несмотря на его учения, он считает, что изучение метаморфозы национального самопознания все же возможно, для этого необходимо лишь приобщиться к продуктам народного творчества. "В эпохи возбужденного, обостренного национального самосознания открываются глаза и язык, лирика, эпос, искусство, обычаи". Особое место здесь принадлежит языку, в котором запечатлевается душа народа. Он есть и "отражение и создание души народной".
Иной путь в попытках отыскать суть различий между народами избран И.М. Буниным. Он использует сравнительно-сапоставительный метод. Сравнивая реальное поведение типичных представителей французской и американской буржуазии, он аппелирует к лежащим в его основе различным ценностям.
Автор пытается обнаружить исторические корни ценностных ориентаций французской буржуазии: воздействие ценностей дворянства, ремесленничества, антибуржуазные традиции литературы, ценности католицизма, протекционистская государственная политика. В различных ситуациях может доминировать тот или иной фактор, но в общем плане следует придерживаться концепции системного воздействия. Это означает, что можно утверждать о доминировании в определенных культурно-исторических ситуациях, допустим, экономики или религии, но нельзя вывести, скажем, протестанство из экономических интересов буржуазии, а капиталистическую экономику из "капиталистического духа". И то, и другое имеет свою собственную предисторию, редуцируемую к воздействию других сторон человеческого бытия.
Большой интерес в изучении поставленной проблемы имеют труды Б.Г. Вышеславцева. Популярность русского искусства и русской мысли он попытался объяснить в своем докладе "Русский национальный характер", зачитанный им в Риме в 1923 году, но изданный только в конце столетия. Разгадку национального характера Вышеславцев видит в бессознательной сфере народной психологии через мудрость народного эпоса в которой, по его словам, "подсознательная душа народа высказывает … то, чего она втайне желает или чего боится". Психоаналитическое толкование русских народных сказок идет у Вышеславцева в двух направлениях: в выявлении того, чего народ боится и того, о чем мечтает. В первом русле автор приходит к выводу, что русский народ "боится бедности, еще более боится труда, но всего более боится "горя ", которое привязывается к нему".
Однако, мыслительная деятельность Вышеславцева не ограничивается анализом усного народного творчества. Он, как и многие представители русского зарубежья, пытался понять причины возникновения и столь широкого распространения большевизма в России, пытался нащупать его связь с национальным сознанием. Не найдя ее, он приходит к выводу о их географической, культурной и социальной несовместимости. "Нет ничего более противного для русского человека, как законничество, де критизм, комиссариат и бюрократизм, составляющие сущности социализма, нет ничего более чуждого и неуместного на фоне русской природы, ее лесов, полей и деревень, как эти красные тряпки и звезды, и лозунги. Для социализма нужна каменистая почва лондонских или парижских предместей; в русском черноземье он не пускает ростков... Русская поэзия, русская музыка, русский язык отказываются вмещать марксизм". История постсоветской России подтверждает слова философа, потому что народный характер необычайно устойчив, ему не возможно навязать нечто чуждое и неприемлемое даже силой. За любыми колебаниями все же можно отыскать "скрытые, но не всегда присутствующие потенции; так что из глубокого понимания характера можно прочитать всю его судьбу". Все исторические приобретения и потери отражаются на психическом складе нации. Судьба и характер русского народа также скрыты в его истории. Об этом рассуждал и другой русский философ - И.А. Ильин. Напряженный духовно-нравственный подвиг глубинного постижения смысла национальной принадлежности в жизни человека, вызванный у многих русских религиозных философов насильственной разлукой с родиной, привели к истинным вершинам человеческой мысли по вопросу межнационального общения, взаимопостижимости и самосознания. Патриотизм и чувства родины, по Ильину, составляют фундамент народного духа. Национальный характер имеет массу граней, свойств и проявлений, но если они не произрастают из чувства привязанности к родной земле, говорить о национальном духе невозможно. Чувство родины это "творческий акт духовного самоопределения". Именно в духовной культуре есть суть национального сознания и характера. Осознанная этническая и национальная принадлежность пробуждает в человеке духовность, которая должна иметь форму национальной духовности. Познать "душу народа" означает познать духовность его национального характера "... тот, кто чует духовное и любит его, тот знает его сверхнациональную, общечеловеческую сущность. Он знает, что великое русское - велико для всех народов; и, что гениальное греческое- гениально для всех веков; и, что героическое у сербов заслуживает преклонения со стороны всех национальностей; и то, что глубоко и мудро в культуре китайцев или индусов, - глубоко и мудро перед лицом всего человечества. Но именно поэтому настоящий патриот не способен ненавидеть и презирать другие народы, потому что он видит их духовную силу и их духовные достижения". Национальное единение людей возникает из сходного "душевно-духовного уклада", который подразумевает сходную любовь к единому, сходную судьбу, единый язык, однородную веру, одинаковое созерцание. Каждое действие, каждый жизненный акт (рождение, вступление в брак, смерть, манера трудиться и отдыхать, горевать, радоваться и т.д.) облачается народом в свои неповторимые формы, совокупность которых рождает национальную культуру. "Творить свое и по-своему, но так, чтобы наше и по-нашему созданное было на самом деле верно и прекрасно, т.е. предметно" - вот в чем видит Ильин задачу любого народа, в то время, как задача ученых исследовать эту "предметность". Для этого Ильин предлагает, во-первых, анализ центральных понятий избранной темы, во-вторых, необходим отказ от этических и прочих оценок.
Однако в отличие, скажем от Вышеславцева, Ильин не считает этническое сознание и психологию устойчивым феноменом. Под воздействием исторических событий, утверждает он, происходят серьезные метаморфозы в этническом сознании. На примере родного ему народа он показывает как выдвигались в качестве доминирующих лишь те качества, которые способствовали выживанию нации. "Из века в век наша забота была не о том, как лучше устроиться или как легче прожить, но лишь о том, чтобы вообще как-нибудь прожить, продержаться, выйти из очередной беды, одолеть очередную опасность и это исподволь меняло характер народа". Являясь воплощением систематической, научно-понятийной формы и выражения национального мировоззрения, Ильин, бесспорно занимает одно из ведущих мест среди учетных русского зарубежья.
Заметный вклад в трактовку национального духа и характера в 20-е годы ХХ столетия внес Л.П. Карсавин. Ему принадлежит общая концепция движения. Методологии изучения глубинных процессов этноса посвящена его работа "Восток, Запад и русская идея". Бесконечно богатое разнообразие природных, общественных и духовных явлений, он подчиняет тождеству двух найденных им принципов: всеединство и стяженность. Развивая первый из принципов, Карсавин пишет, что "смысл или цель индивидуального существования, существования народа, либо общества должны быть понимаемы только с точки зрения всеединства. И если действительно у русского или французского народа есть своя особая миссия, эта миссия осуществляется в целом". Познавая народ, он познает стяженное воедино многообразие классов, сословий, личностей. Другой принцип, который входит в методологическую систему Карсавина, является расщепление одного качества народной души на полярные противоположности. Этим Карсавинским методом воспользуется позднее Лосский. И еще один метологический принцип учения Карсавина, о котором имеет смысл упомянуть, это реалистичность исследования любого этноса. Любой момент действительности несет в себе скрытый смысл и может служить началом истолкования народного сознания.
Интересны и значительны взгляды Карсавина на общую теорию этничности. Народы относятся по его терминологии к коллективным историческим индивидуальностям, свободным от каких бы то ни было биологических или антропологических признаков. При этом каждая коллективная историческая личность всегда выражается (индивидуализируется) в личностях низшего порядка и несет на себе отпечаток социально-классовой структуры. Введенное Карсавиным понятие коллективной исторической индивидуальности для раскрытия этнической сути народа включает в себя наиболее типичные и существенные явления, входящие в различные системы (напр. систему этики, эстетики и т.д.).
В анализе воззрений русского зарубежья на сущность наций, национальное сознание и характер, исключительно важное место занимают методологические и мирвоззренческо-метафизические корни суждений Н.О. Лосского. Яркий представитель школы интуитивизма, верный принципам метафизически иерархического персонализма, он полагал, что все социальные организмы - от личности до нации и человечества соподчинены друг другу. Организаующим началом любого из этих организмов является душа. Свой подход к прблеме изучения этно-психологии народа он начинает с утверждения, что "каждый народ есть личность более высокого порядка, чем личное бытие каждого отдельного человека; лица, принадлежащие к составу народа, суть органы народа". Трудность исследования национального характера состоит в том, чтобы определить, какие свойства и качества народа представляют первичное, а какие из них лишь производные от них. По Лосскому, первоосновой выступает русская религиозность. Жизненный опыт русского человека замкнут на религиозной вере. Бесконечные размышления о смысле жизни стали достоянием национального сознания русских. Этим объясняется появление плеяды великолепных русских философов этого направления - С.Н. Трубицкого, П.А. Флоренского, С.Н. Булгакова, С.Л. Франка, Н.А. Бердяева и самого Лосского.
"Русские" достоинства и недостатки связанны Лосским в пары противоположностей - методологический прием, заслуживающий внимания и объясняющий причину трудностей в определении народной сути. Так у главной характеристики русских - религиозности - есть антипод - земной реализм. А "у русских революционеров, ставших атеистами, вместо христианской религиозности явилось настроение, которое можно назвать формальной религиозностью, именно страстное фанатичекое стремление осуществить своего рода Царство Божие на земле, без Бога, на основе научного сознания", т.е. религиозный мифологизм.
Для современного изучения проблем этничности серьезного внимания задуживают еще два постулата учения Лосского. Первый из которых связан с гармонией культур, которая может быть положена в основу отношений между народами. "Совместно творить гармоническое единство жизни, сверкающей богатыми красками различных культур можно лишь в том случае, если мы будем сочувственно вживаться в чужие культуры, постигать их как свою собственную и таким образом воспитывать в себе способность восполнять друг друга своим творчеством". Второй постулат гласит о необходимости создания разумной системы национального воспитания. Сущность нации, справедливо полагает Лосский, трудно выразить в абстрактных понятиях, потому что "главным средством воспитания должны быть интеллектуальное и эмоционально-волевое вживание в саму конкретную жизнь, а само конкретное содержание национального творчества, как оно выразилось в религии, в истории, в языке, в литературе, в искусстве, вообще в культуре народа".
Бескорыстное созерцание реальности, связанное с признанием какого-то внешнего смысла, реальности как токовой было важной чертой умственно-духовного склада П.Б. Струве. Взгляды Струве на политику, культуру, религию, социализм, национальный дух не получили систематического, завершенного выражения, но нашли отражение в многочисленных статьях и докладах. Но это нисколько не урезает глубину и значение его мысли. "В истории русских философских исканий, - писал В.В. Зеньковский, - Струве принадлежит особое место". Он сыграл заметную роль в развитии идеалистической мысли в России начала ХХ века, примыкая по своим взглядам к Н.А. Бердяеву, С.Н. Булгакову, П.И. Новгородцеву, Б.А. Кистяковскому, И.А. Ильину, С.Л. Франку, Е.Н. Трубецкому и др. Мир данный человеку в опыт, с точки зрения Струве есть лишь синтетический продукт сознания, результат логической обработки незначительной части доступных мышлению явлений.
Ни один из представителей русского зарубежья начала ХХ века не обошел вниманием Октябрьские события 1917г. Оценка Струве отличалась от мнения многих ученых, считающих социалистическую революцию и большевизм проявлением национального духа русского народа. В отличие от Н.А. Бердяева, С.Н. Булгакова, Л.Г. Корсавина, С.Л. Франка и др. Струве отметил не этнопсихологические, а социальные причины произошедшего, выводя их, однако, на уровень национального сознания русских (возможно в силу их беспечного отношения к быту, как сказано, к примеру, у Ильина). Это и привело к "досадной исторической случайности", которую необходимо исправить и которая была исправлена спустя 80 лет. Отнюдь не исторической случайностью трактует большевизм И.Л. Солоневич. По его мнению это расплата за грехи России, накопленные ею в последние века. Национальный характер и ход истории он объясняет идеей национальной доминанты, трансформация которой может грозить народу национальной катастрофой. Каждый народ имеет доминанту национального характера: "некую сумму, по видимому, наследственных данных, определяющих типичную реакцию данной нации на окружающую ее действительность", в то время как сама действительность, по Солоневичу, не имеет никакого влияния на общий склад национального характера. Русская доминанта "заключается в государственном инстинкте русского народа, или что почти одно и тоже, в его инстинкте общежития".
Из учений, перечисленных выше представителей русского зарубежья вырисовывается образ этничности как общности расы, языка, территории, религии, материальной и духовной культуры, т.е. совокупности объективных характеристик. Так, исследователь национальных параметров русского бытия Г.П. Федотов в своих работах отличается завидным реализмом. Этнос, по его мнению, "не расовая и даже не этнографическая категория. Это категория прежде всего культурная, а во вторую очередь политическая. Не народ создает историю, а история создает народ. В процессе исторической эволюции приобретается культурное единство, в которое входит религия, язык, система нравственных понятий, общность быта, искусство, литература". Упущенное Федотовым территориальное единство дополнено Ильиным. "Этот организм есть географическое единство, части которого связаны хозяйственным взаимопониманием; этот организм есть духовное, языковое и культурное единство".
На этом можно было бы поставить точку, если бы не оппозиционная и категорическая позиция по данному вопросу другого видного ученого, социолога П. Сорокина.
Определить некоторые из основных черт характера русских возможно, по его утверждению, на основе совокупности объективных и исторически проверенных фактов, отбросив фантастические национальные стереотипы. Однако, исследовать национальный характер и, тем более, сознание крайне сложно из-за сложившихся научных клише и недоработок в методологии этих исследований. Главным недостатком он считает отсутствие точного определения нации и ее духа. Пытаясь восполнить этот пробел он дает следующее определение: "Нация является многосвязной (многофункциональной), солидарной, организованной, полузакрытой социально-культурной группой, по крайней мере от части осознающей факт своего существования и единства". Другим недостатком выступает то, что исследование народа как общности уступает или подменяется исследованием отдельных его представителей. "Недопустимо, - пишет П. Сорокин, - сведение наций и других социально-культурных систем к простому фрагменту "поведения" индивидуальных компонентов этих систем". Вместе с тем, Сорокин следует методологии расчленения целого на составные части, в его понимании существует только единичное. Даже культура у него это ни что иное, как "мир понятий, застывших в определенной форме и в определенных видах".
Сорокин отбрасывает в сторону все составные элементы материальной культуры и заключает, что "национальность, казавшаяся нам чем-то цельным, какой-то могучей силой, каким-то отчеканенным социальным слитком, это "национальность" распалась на элементы и исчезла. Национальности как единого социального элемента нет". Вместе с тем Сорокин признает феномен национального сознания и даже пытается определить особенности русского сознания и соотнести его с историческим развитием народа. До XVIII века в качестве доминанты этнического сознания выступало религиозное идеационное сознание, которое в своем развитии прошло два этапа: до XV века преобладало чувственное, рациональное и сверхчувственное начало. Начиная с XV века, истинным становится то, что доступно органам чувств, то есть сенситивная система. Ее упадок начинается с конца XIX века, вызывает поиск новой системы сознания, повлекшей многочисленные революционные потрясения. Поиск этот продолжается и сегодня.
Число теорий и факторов, определяющих сущность этнического сознания, характера и поведения, созданное представителями русского зарубежья по истине велико. Доказательность и глубина мысли каждого из них заслуживает внимания, несмотря на противоречивость отдельных тезисов. Продвижение по пути к истине возможно лишь путем интеграции различных точек зрения, взглядов, подходов.
§ 3. Исследование этнического сознания и самосознания в отечественной литературе
К проблемам этнического сознания и самосознания в отечественной науке подходят с различных позиций. Это определяет наличие ряда методологических подходов и принципов, выявляющих природу и сущность данных феноменов. Их изучением одновременно занимаются психологи, этнологи, социологи и философы. В силу того, что этническое сознание и самосознание являются с одной стороны, индивидуальными характеристиками человека, с другой, свойственными какой-либо социальной группе, интегрированной по определенным этническим признакам, вытекает вопрос о вычленении и соотношении этих признаков.
Одной из первых работ, специально посвященных национальному самосознанию в отечественной психологии, является работа П.И. Ковалевского, изданная в 1915 году. В ней дается трактовка этнического сознания и как психического процесса, и как феномена массового самосознания. "Национальное самосознание, - пишет Ковалевский, - есть акт мышления, в силу которого данная личность признает себя частью целого, …есть вид общественного самосознания народов, есть сознание солидарности наших личных потребностей и задач с известной народностью". В ретроспективном направлении изучения сознания и самосознания исходной базой явились фундаментальные открытия Б.Т. Ананьева, вошедшие в интегральное исследование "Человек как предмет познания", в котором он обобщил данные всех антропологических наук. Развитая Ананьевым спиральность психологического развития, выражающаяся в единстве труда, познания и общения, заключается в спиральном переходе доминанты эпицентра развития с одного рода деятельности на другой, в чередовании ведущей роли этих родов деятельности в психическом развитии. Деятельность того или иного витка спирали и будет обуславливать природу сознания личности и этноса.
Единство сознания и деятельности постулировалось также С.Л. Рубинштейном, А.Н. Леонтьевым, Б.М. Тепловым, В.В. Ивановским и др.
Совместная деятельность предполагает общение, в результате которого возникают те нити, которые связывают отдельных индивидов в общность и позволяют противопоставлять себя другим. Общение - это именно то, чему посвящено исследование Б.Ф. Поршнева. Он проследил логику психических новообразований, приведших к возникновению речи - основы человеческого общения, изменения в материальном и духовном развитии общества влекут за собой преобразования производства общественных отношений с ведущей стороной деятельности - общением. В филогенезе анализируемого им периода, становление человеческого общения сопровождается образованием речи. Речь и далее язык, станет впоследствии одним из этнодифференцирующих признаков этноса, отличительной особенностью его культуры. Двустороннее этнопсихологические противопоставление общностей выражено Поршневым формулой "Мы - Они", ставшей известной, признанной и взятой на вооружение многими учеными.
Отечественная культурно-историческая психология в лице ее основателя Л.С. Выготского также полагает, что "культурное развитие заключается в усвоении таких приемов поведения, которые основываются на использовании и употреблении знаков в качестве средств для осуществления той или иной психологической операции, что культурное развитие заключается именно в овладении вспомогательными средствами поведения, которое человечество создало в процессе своего исторического развития и какими являются язык, письмо, система счисления и др.". Через знаки человек овладевает собственным поведением и осознает себя как элемент общества.
Органом "национальной психики" признавал язык Д.Н. Овсянико-Куликовский. Носителями значений этнического сознания могут выступать такие социально-нормированные формы поведения как язык, танец, ритуал, устойчивые визуальные символы и жесты, т.е. любые этнокультурные элементы действительности. Осознавать смысл этих элементов, включив их в сферу собственной жизнедеятельности - означает принадлежность индивида к этносу и понимание его этнического сознания. Последнее рассматривается как система представлений об этнической общности; о ее этнокультурных и этнопсихологических особенностях, формирование которых происходит в ходе взаимодействия с другими этническими группами. Природа этнического самосознания заключается не только в способности этнической группы к самоотражению, но и в способности отдельного человека осознавать себя в этническом мире. Эта сторона проблемы и стала причиной включения ее в рамки исследований этнопсихологии. По замечанию И.С. Кона, современная этнопсихология не представляет собой единого целого ни по своей тематике, ни по методам. Это касается и этносоциологии. Ведущая роль в изучении становления и развития этноса, в любых этнических проявлениях, в изучении межэтнических отношений принадлежит этнологии и социальной антропологии. Другое дело, что междисциплинарные исследования таких емких понятий как этническое сознание, этнический характер, этническое поведение дают более объемную и результативную картину.
Уже в 1923 г. русский этнограф С.М. Широкогоров отметил, что этнос является единицей, в которой протекают процессы культурного и соматического изменения человечества как вида и осознает себя как группу людей, объединенных единством происхождения, обычаев, языка и уклада жизни. С именем Широкогорова связаны первые шаги в создании теории этноса.
Традиции исследования этнического сознания и самосознания имеют широкую теоретическую и эмпирическую базу. В ее основе лежит различное понимание сущности, природы и строения этноса. Наиболее распространенным является определение, данное Ю.В. Бромлеем. "Этнос - это исторически сложившаяся на определенной территории устойчивая совокупность людей, обладающих общими, относительно стабильными особенностями языка, культуры и психики, а также сознанием своего единства и отличия от других подобных образований (самосознанием), фиксированным в самоназвании". Этнические свойства (язык, культура, сознание) формируются только в соответствующих условиях - территориальных, природных, социально-экономических, государственно-правовых. Однако само этническое самосознание Бромлей оценивал по-разному. Первоначально он определял его как "непременное условие функционирования этноса", позднее вычленил его в отдельный "неотъемлемый компонент этноса". Бромлей разработал положение о структуре этнического самосознания, о внутреннем механизме его развития, объективных основах его существования. Это положило начало направлению, связанному с выявлением и анализом компонентов этнического самосознания, исследование их генезиса и эволюции. Спектр компонентов он расширил полагая, что "нет оснований сводить этническое самосознание лишь к осознанию этнической (национальной) принадлежности. Ведь самосознание есть осознание человеком своих действий, чувств, мотивов поведения и т.д. Соответственно этническое самосознание включает суждения членов этноса о характере и действиях своей общности, ее свойствах и достижениях, так называемые этнические авто стереотипы". Во внедрении этнической терминологии в современную этнографическую литературу сыграли работы П.И. Кушнера. Несмотря на то, что понятие "этнического самосознания" использовалось уже в 20-ые годы, оно не подвергалось специальному теоретическому осмыслению. Основная заслуга в этом принадлежит Кушнеру, который подчеркнул особое значение самосознания как "этнического определителя". Особое внимание он уделил тому факту, что национальное самосознание развивается из более примитивных форм сознания этнической общности и проходит в своем развитии ряд этапов, соответствующих стадиям развития общества, т.е. он утвердил историчность национального сознания и самосознания. Этническое сознание определяется как более широкое понятие (явление), содержащее в себе всю совокупность представлений членов этнической общности о своем и других этносах, включая социально-психологические установки и стереотипы. Этническое самосознание есть часть этнического сознания, отражающее восприятие и представление индивидов о себе как представителях, определенной этнической общности. Несмотря на больший охват, понятие этнического сознания появилось позднее, чем понятие этнического самосознания, которое в современной литературе стало заменяться термином "этническая идентичность". Этот термин расшифрован Г.У. Солдатовой.
Историческую обусловленность этнического самосознания как составной части этнического сознания подчеркивал С.А. Токарев, полагая, что соотношение социальных связей порождает этническое самосознание. Каждый из исследователей, сталкивался с вопросом о главном критерии в оценке этноса, т.к. от этого зависело то, какой из компонентов ляжет в основу этнического сознания и самосознания. Одни авторы в качестве главных признаков этноса называли язык и культуру, другие добавляют к этому территорию, иные указывают на особенности психического склада и антропологические признаки. Кроме того, в число основных попадает общность происхождения и даже государственная принадлежность.
Из множества определений этноса, оригинальностью отличается определение, данное С.А. Арутюновым и Н.Н. Чебоксаровым. Своеобразие заключается в том, что главным признаком этноса они обозначили не людей, а информацию, подлежащую обмену в межэтническом контакте. "Этносы, - пишут они, - представляют собой пространственно ограниченные "сгустки" специфической культурной информации, а межэтнические контакты - обмен такой информацией". Сходной позиции придерживается и А.А. Сусоколов.
Чаще всего основной акцент среди этнических ценностей падает на народные традиции. Отсюда и стремление к их возрождению в сегодняшней повседневности. Однако само понятие традиции столь же широко и разнообразно трактуемо, как и иные этнографические категории.
Ни одна этническая ценность, не статична, она эволюционирует, а этническое сознание представляет собой своего рода результанту действий всех основных факторов, формирующих этническую общность. По мнению Н.Н. Чебоксарова, самосознание может быть многоаспектным и включать сознание принадлежности как к этносу, так и группам, стоящим таксонамически ниже и выше. Кроме того, различные уровни самосознания в разных исторических условиях могут проявиться с разной силой.
На причины возникновения этнического сознания указывает А.Г. Агаев "Территория …, язык…, хозяйство…, в сложном переплете исторических, социально-экономических, мировоззренческих, религиозных, этнических, этнографических условий в процессе консолидации и дифференциации смешения и растворения, взаимопроникновения, разъединения порождают сознание этнического единства народа".
Аналогичной точки зрения придерживается В.И. Козлов, отмечая, что "этническое самосознание возникает в процессе длительной совместной жизни людей под воздействием ряда факторов. Сильное воздействие на его формирование оказывает социальная среда, представление об общем происхождении и общих исторических судьбах и т.д.". Многие авторы предлагали собственное понимание структуры этнического самосознания, принимая участие в дискуссии, развернувшейся на страницах журналов "Вопросы истории", "Вопросы философии", "Советская этнография" в конце 60-70х годах. Помимо главного структурного компонента - осознания принадлежности к этносу, ими были включены этноцентризм, этнические стереотипы, этнические симпатии и антипатии. Само этническое сознание воздействует на этнические процессы, их направление, темп, содержание. Оно может приглушаться, а может обостряться; может иметь как организованный, так и стихийный характер. Кроме того, возникновение самосознания является свидетельством завершения процесса этногенеза. В ряде работ соотношение самосознания этноса и этногенеза занимает центральное место. Своеобразием отличается подход к этой проблеме Л.Н. Гумилева. В своих трудах он демонстрирует социобиологическое понимание этноса, считая, что этносы - биологическая единица - популяция или система, "возникающие вследствие некоей мутации". По существу ученый продолжил развитие идей, сформулированных в начале ХХ века С.М. Широкогоровым, хотя у последнего преобладало социальное понимание культуры, созданной этносом. В процессе идеальной деятельности возникает коллективная энергия - пассионарность. (по Вернадцкому - "культурная энергия" ноосферы). Генеральный постулат Гумилева заключается в том, что "… пассионарность - это биологический признак, а первоначальный толчок, нарушающий энергию покоя, - это появление поколения, включающее некоторое количество пассионарных особей. Они самим фактом своего существования нарушают привычную обстановку, потому что не могут жить повседневными заботами, без увлекающей их цели". Природоведческое кредо Л.Н. Гумилева раскрывается и в следующем: "В этнических процессах участвуют два ведущих фактора: потеря инерции первоначального толчка - старение, и насильственное воздействие соседних этносов или других сил природы - смещение. Последнее всегда деформирует запрограммированный самой природой этногенез".
Разрабатывая проблему этнического сознания и самосознания, классифицируя их признаки, выстраивая их структуру и соотношение с другими этническими, психологическими и философскими категориями в отечественной гуманитаристике появилась теория ментальности. Наибольших успехов в разработке ее проблем достигли А.Я. Гуревич, П.С. Гуревич, А.П. Огурцов, А.Н. Ерыгин, В.П. Макаренко, В.К. Кантор, М.С. Панарин, И.К. Пантин, Г.Д. Грачев, В.А. Шкуратов, И.Г. Дубров и др. История ментальностей выросла из этнологии, культурной антропологии и социальной психологии. В 90-х годах XX в. в России начался буквально научный бум, связанный с изучением ментальности. Вопросы, поднимаемые учеными разнообразны и многоаспектны. "Что такое ментальность или менталитет: определенные архетипы, коллективное бессознательное или какие-то структуры национального характера? Представляет ли она собою некий инвариант, абсолютно неизменяемый или это нечто вариативное, гибкое, подвижное? Существует ли единая ментальность для всех этносов, народов и наций России? Не возникает ли новый миф в разговорах о менталитете? Как ментальность выражается в современных политических, идеологических, духовных движениях? Как она обнаруживает себя в тех разломах, которое сейчас переживает Россия? Совместимо ли прежняя российская ментальность с нынешнем путем реформ?".
Свою стройную систему взглядов на ментальность выстроил А.Я. Гуревич. Он описал корни, компоненты, структуру и функции ментальности, продемонстрировав гибкость данного понятия. Еще в 1981 г., он вводит термин "менталитет" для описания народного сознания. Менталитет как духовный инструментарий, как склад ума определяет видение мира, приемы освоения действительности, модели и навыки сознания и поведения. Следовательно, для изучения ментальности, надо изучать установки сознания, духовную жизнь общества.
Характеристики ментальности достаточно многочисленны. Одной из основных характеристик является ее неосознанность или неполная осознанность. Ментальность - это скрытый, невыговоренный пласт сознания. Это тезис Гуревича оспаривает А.Л. Баткин. "Я не вполне уверен, - пишет он, - что понятие "ментальность" всецело и жестко сопряжено с подспудностью, неосознанностью, анонимностью и длительной устойчивостью, эпохальностью данной модели мира. Пусть эти свойства обычно сопутствуют ментальности, но последняя, очевидно, может быть также четко фиксированной, преходяще-ситуативной, групповой. Но всегда это понятие указывает на то, что сознание увидено со стороны и функционально, иными словами, не в отношении к себе же и к нашему сознанию, а в качестве одной из необходимых, как компонент социальной системности". Однако сторонников взгляда Гуревича на неосознанность ментальности все же гораздо больше. Менталитет, по мнению М.А. Розова, "это то, что полностью не высказано, не осознано, не сформулировано, но существует и определяет отношение человека к миру". Менталитет существует на уровне образов поведения, образцов выбора, на уровне отдельных оценок и предпочтений, которые незаметно формируют сознание людей. Скрытая структура ментальности этноса проявляется более открыто в пороговых экзистенциальных ситуациях в жизни народа. Психолог И.Г. Дубов также считает, что осознаваемые элементы менталитета связаны, и зачастую базируются на неосознаваемых. Кроме того, он приближает понятие "менталитет" к понятию "национальный характер", что тождественно коллективной ментальности. Размышляя о проблемах ментальности М. Рожанский заметил, что менталитет "означает нечто общее, лежащее в основе сознательного и бессознательного, логического и эмоционального, т.е. глубинный и поэтому труднофиксируемый источник мышления, идеологии и веры, чувства и эмоций". Сознание многослойно, поэтому каждый из слоев может рассматриваться отдельно от других, но при этом их взаимная обусловленность будет способствовать сохранению целостности. Несмотря на то, что понятие "менталитет" рассматривается в контексте коллективного сознания народа, нужно заметить, что этническое сознание шире, чем "менталитет", но понятие "менталитет" в свою очередь шире, чем "этническое самосознание". Чувство этнической принадлежности входит в ментальный комплекс также, как и в структуру этнического сознания. Онтологическое определение национального менталитета сводится к "способности нации абсолютно определить свою судьбу, реализуя эту способность как собственную, от своего имени, под свою ответственность, самостоятельно и для себя. Это одновременно и онтологическая потенция, составляющая основу национального менталитета". В данном определении менталитет предельно сближен с национальным самосознанием и поведением. Но национальная ментальность подразумевает нормативно-оценочную сторону сознания, которая вырабатывает национальное духовно-ценностные ориентиры в жизнедеятельности этноса. Иными словами, это жизненная философия народа. Вместе с тем ее нельзя путать с предрассудками. Понять ментальность можно только погрузившись в жизнь этноса. Наблюдение со стороны вряд ли принесет ощутимый результат в исследовании ментальности, поскольку понимая народ умственно, но, не ведая их чувств, эмоций, настроений, традиций, т.е. всего, что составляет основу ментальности, дистанция между изучающим и изучаемыми не сократиться.
Ментальность есть трудноопределимый исток культурно-исторической динамики. В ней дано все: знания об истории человечества, верованиях, представлениях, чувствах, поведении, жизненных ценностях. Менталитет тесно увязан с культурой. Элементы одного можно увидеть в другом и наоборот. Этнический менталитет не может наследоваться биологически, быть врожденным, но в то же время "ментальный уровень залегает на дне генов". На ментальности сверху надстраиваются все рациональные, осмысленные идеологические системы. Размышляя над природой и сущностью ментальности Гуревич дает ей следующее определение: "Ментальность - социально-психологические установки, способы восприятия, манера чувствовать и думать. Ментальность выражает повседневный облик коллективного сознания не отрефлексированного и не систематизированного по средствам целенаправленных умственных усилий мыслителей и теоретиков. Идеи на уровне ментальности - это не порожденные индивидуальным сознанием, завершенные в себе духовные конструкции, а восприятия такого рода идей определяется социальной средой; восприятия, которое их бессознательно и бесконтрольно видоизменяет, искажает и упрощает". Отсюда вытекает вывод, что ментальность неавтономна, хотя прямой зависимости от материальной жизни у нее нет. Генерализированные черты ментальности погружены в атмосферную массу эмоций и образов, а также в более четкие формы в виде обычаев и социальных институтов.
С культурологических позиций рассматривали ментальность И.О. Шульман и П.С. Гуревич. Для них ментальность - это относительно целостная совокупность мыслей, верований, навыков духа, которая создает картину мира и скрепляет единство культурной традиции или какого-нибудь сообщества. Воспринимая ментальность как особый тип мышления ей придается новое качество. Она "рождается из природных данных и социально обусловленных компонентов и раскрывает представление человека о жизненном мире. Навыки осознания окружающего, мыслительные схемы, образные комплексы находят в ментальности свое культурное обнаружение".
Наряду с названными основами ментальности, такими как традиции, культурные и социальные структуры В.П. Визгин дополняет ее средой обитания человека и этноса. Ментальность описывает человеческую активность только в контексте определенного исторического материала. Как говорит И.К. Пантин: "Менталитет - это своеобразная память народа о прошлом, психическая детерминанта поведения миллионов людей, верных своему исторически сложившемуся "коду" в любых обстоятельствах, не исключая катастрофических". И тем не менее под влиянием крупных исторических событий происходят сдвиги в ментальности этноса. Очевидно, что российская ментальность сегодня подвержена влиянию таких исторических процессов как демократизация общества, внедрение рыночной экономики, установление правового государства, а также более конкретных исторических событий (война в Чечне, локальные межнациональные конфликты и пр.). Посягательство на существующие инварианты бытия грозят народному менталитету новыми деформациями. Ментальность формируется внутри культуры, традиций, языка, образа жизни, религиозности. Любое посягательство на один из этих компонентов непременно приведет к смятению ментальной структуры, поскольку любые инновации вызывают психологические реакции народа. При этом эти реакции могут резко отличаться у различных слоев общества, вплоть до полного неприятия и конфронтации. Урегулирование ситуации должно сопровождаться определенными взаимными уступками, ущемляя порой общую ментальность этноса. Не случайно у Г.Д. Гачева термин "ментальность" заменен на "Космо-Психо-Логос", имея ввиду структуру национального целого, которое состоит из единства национальной природы, национального характера и склада мышления.
Ментальность, как отмечалось выше, выражает привычки, пристрастия, эмоциональные шаблоны. Ломка шаблонов никогда не происходит безболезненно. "Общественные настроения переменчивы, зыбки, ментальность же отличается более устойчивым характером. Она включает в себя ценностные ориентации, но не исчерпывается ими, поскольку характеризует собой глубинный уровень коллективного и индивидуального сознания. Ценности осознаваемы, они выражают жизненные установки, самостоятельный выбор святынь. Ментальность же восходит к бессознательным глубинам психики. В этом смысле она далеко не всегда артикулируется ее носителями. Все это находит свое выражение и закрепление в языке. Поэтому "языковой строй обнаруживает специфику менталитета". Язык является самым значительным кодом формирования границ этнической группы. Это на протяжении веков помогало сохранить самобытность культуры, а значит и менталитет. Несомненно и то, что сегодня появилось большое количество межэтнических браков, в которых языком общения становится русский. Откат от традиционного общения на родном языке в кавказском регионе значительно трансформировал ментальность местных жителей. Увеличилось число маргиналов, "зависших" между двумя этносами. Расплывчатым становится ассоциативное поле в отношении идентификации и самоидентификации, отсюда и размытые границы ментальности. Рассмотренное С.А. Арутюновым понятие "ассоциативности" тесно связано с проблемой формирования этнического сознания и ментальности. "Ассоциированность, - пишет он, - в любом случае предполагает наличие некоторой (хотя и не всеобщей) двуязычности и двухкультурности…". В сфере религии и других аспектах духовной культуры может проявляться синкретизм, параллелизм культов, заимствования и трансформация". Расшифровка этих заимствований крайне сложна. В. Овчинников поясняет это на примере описанного им японского образа жизни: "Но подобно тому, как постоянный приток новых слов в японском языке попадает в устойчивые рамки грамматического строя, японский образ жизни тоже имеет как бы свою грамматику, свои сложившиеся нормы, которые меняются под напором новых явлений весьма незначительно. Чтобы постигнуть сегодняшний день страны и народа, нужен путеводитель по японской душе". Определить соотношение главного и всестороннего задача трудная и не всегда имеющая однозначный ответ. Барг М.А. сводит менталитет к совокупности символов, значение которых не всегда легко читаемо. Идентичность менталитета среди его носителей позволяет им тождественно интерпретировать явления объективного и субъективного мира и выражать их в одних и тех же символах.
Школы историков, антропологов, философов, культурологов, психологов занимающиеся теорией ментальности при определенной общности интересов, ставят перед собой разные цели. Историки обратились к очень глубоким пластам сознания, к ментальности, увидев в ней систему образов и представлений социальных групп, все элементы которой тесно взаимосвязаны друг с другом, и функция, которой - быть регулятором их поведения и бытия. Философы заняты априорными структурами человеческого бытия. Рефлексивные акты сознания и осознанного поведения в большей степени занимают психологов. В результате разбросанности подходов весьма затруднительным стало определить терминологически понятие "менталитет". Трудность заключается также и в том, что ментальность "вездесуща и пронизывает всю человеческую жизнь, присутствуя на всех уровнях сознания и поведения людей, а потому ее так трудно определить, ввести в какие-то рамки". Описывая ментальность как методологически сложнопознаваемое явление, А.П. Огурцов сформулировал ключевой, с его точки зрения, вопрос "Какова природа ментальных структур, в чем их исток: в социокультурном бытие личности или в ее этнонациональной стихии?". В своей работе "Трудности анализа ментальности" он выводит еще два момента, представляющих сложность для исследователей. Это определение границ менталитета и большая дистанция в жизненных установках отдельных групп этноса, в частности у широких масс и элиты.
Таким образом, ментальность при всей социогенности ее происхождения тесно связана с категорией этничности и является важнейшим компонентом этнического сознания.
В разные периоды этнической истории вперед выдвигаются те или иные компоненты и отдельные, составляющие их элементы этнического сознания. Их изучением в разные годы занимались Клементьев Е.И., Пименов В.В., Кожанов А.А., Арутюнян Ю.В., Старовойтова Г.В., Дробижева Л.М., Солдатова Г.У., Мухина В.С. и др. Ряд работ посвящен формированию и функционированию этнического самосознания в различных социально-экономических формациях. Так, проблемам возникновения этнического сознания в первобытности посвящены работы Алексеева В.П., Арутюнова С.А., Шнирельмана В.А.; этническое сознание в раннеклассовом обществе рассматривали Першиц А.И., Куббель Л.Е.; период раннего и позднего феодализма с точки зрения этносознания интересовал Колесницкого Н.Ф., Крюкова М.В., Чебоксарова Н.Н., Малевина В.В., Софронова М.В.; анализ этнического сознания социалистических наций проводили Куличенко М.И., Хабибунин К.Н. и др.
Принцип взаимодействия человека в контексте социальной группы с этнокультурной средой положен в основу работ по интересующей нас тематике, опубликованных в 90-ые годы. К числу авторов плодотворно работающих в этом направлении можно отнести Арутюнян Ю.В., Дробижеву Л.М., Левкович В.П., Лебедеву Н., Лурье С.В. Солдатову Г.У., Хотинец В.Ю. и ряд других ученых.
Социальные изменения, XX века, конечно, во многом трансформировали природу этничности. Перестройка общественного сознания, происходящая путем подтягивания традиционного обыденного сознания этноса на уровень научного мировоззрения, интеграция наук, обеспечивающая создания новой, единой системно развивающейся научной картины мира усложняет и одновременно требует абсолютно новых подходов к изучению этнического сознания. Это актуализируется и этническим парадоксом современности, когда этнические процессы одновременно затухают и активизируются. Несмотря на значительные успехи, отечественная наука нуждается в серьезных методологических, теоретических, экспериментальных и эмпирических разработках по исследованию природы, сущности, структуры, уровней, механизмов функций и закономерностей развития этнического сознания. Плодотворность исследований в огромной степени определяется перспективностью исследовательских установок. Их выработка, в свою очередь, зависит от умения исследователя найти историческую аналогию, сулящую наибольшие перспективы и обладающую наименьшим искажающим эффектом. Мы являемся современниками некоего переходного этапа, процесса слияния и взаимопроникновения противоположного: сознания и бессознательного, традиционного и современного, Востока и Запада, мужского и женского, интуиции и знания и т.д. "На дорогах жизни много светофоров, но у многих путников духовный дальтонизм" - сказал И.Н. Шевелев. Сориентироваться на этом пути нам поможет интеграция и синтез наук.
Мировая научная мысль накопила большой потенциал в изучении этнического сознания. Различными школами и направлениями разрабатывались многообразные подходы к проблеме, изучались его составные элементы. Теоретико-методологическая база исследования этносознания как абстрактной величины, дает возможность сегодня использовать ее в приложении к конкретному этносу в нашем случае, к карачаево-балкарскому.