Игровые интерпретации культуры (Й. Хёйзинга, Э. Бёрн, Г. Гессе).

Институт профессиональных инноваций Волгоградский филиал Зачет по культурологии Студента Долгалёва А.С Специальность Менеджмент/Заочная Гр.МБ 41-11 Вопрос 1. Игровые интерпретации культуры (Й.Хёйзинга, Э.Бёрн, Г.Гессе). Игра – необходимы способ социальной жизни, то, что поддерживает идеал и определяет духовную жизнь эпохи. Но играть необходимо по правилам. Игра старше культуры, ибо понятие культуры, как бы совершенно ни определяли его, в любом случае предполагает человеческое сообщество, а животные вовсе не ждали появление человека, чтобы он научил их играть. Животные играют точно так же как люди. Все основные черты игры уже присутствуют в игре животных. Игровая концепция культуры Й. Хейзинга Й. Хейзинг (1872-1945) известен своей работой «Homo ludens» («Человек играющий»), в которой он защищает тезис об игровом характере культуры. Если его концепция и не перечеркивает значение труда как культурообразующего фактора истории, то, во всяком случае, бросает ему вызов. Игра старше культуры, игра предшествует культуре, игра творит культуру - таковы основы концепции Хейзинга. Свой интерес к человеку играющему Хейзинга обосновывает следующим образом: люди оказались не столь разумными, как наивно внушал светлый XVIII век в своем почитании Разума. И название человека Homo faber неполно. Homo faber, человек играющий, выражает такую же существенную функцию жизнедеятельности, как и человек созидающий, и должен занять свое место рядом с Homo faber. Игра в концепции Хейзинга - это культурно-историческая универсалия. Игровая концепция культуры Х. Ортега-и-Гассета Тема игры воодушевила также испанского философа X.Opтeга-и-Гассета (1889-1955). Подобно Хейзинга, Ортега озабочен судьбой современной культуры, кризисным бытием личности в условиях «массового общества». Путь спасения культуры он видит в сохранении духовных ценностей аристократической элиты. Ортега по праву называют теоретиком элиты. Свои социологические идеи он достаточно определенно выразил в небольшой по объему, но широко известной книге «Дегуманизация искусства». Он склонен считать, что существуют две разновидности рода человеческого: «народ», или масса, являющаяся «косной материей историческою процесса»; элита - особо одаренное меньшинство, творцы подлинной культуры. Предназначение «лучших» - быть в меньшинстве и сражаться с большинством. В течение полутора веков серая толпа претендовала на то, чтобы представлять «все общество». С этим Ортега связывает все недуги Европы. По его убеждению, близится время, когда общество от политики и до искусства вновь начнет складываться, как должно, в два ордена или ранга: орден людей выдающихся и орден людей заурядных. Жизнь людей выдающихся сосредоточена в сфере игровой деятельности. Игра противопоставляется обыденности, утилитаризму и пошлости человеческого бытия. В произведениях испанского автора установка на игру приобретает различные оттенки: от трагического до ликующего, спортивно-праздничного чувства жизни. Ортега приветствует тенденцию культуры, вытесняющую «человеческое, слишком человеческое» (Ф.Ницше), поскольку должно подчиняться тому императиву, который диктует эпоха. В покорности такому велению времени Ортега видит единственную для индивида возможность устоять. В докладе «О спортивно-праздничном смысле жизни» Ортега рассуждает о том, что все виды деятельности, связанные с выполнением определенных целей, являются жизнью лишь второго порядка. В отличие от этого в игровой деятельности изначальная жизненная активность проявляется непринужденно, бесцельно, свободно. Она возникает не из необходимости достижения каких-то результатов и не является вынужденным действием. Это добровольное проявление сил, порыв, не предусмотренный заранее. Ортега убежден, что человек может подняться над тоскливым миром обыденности, лишь перейдя в область неутилитарных отношений. Лучшим же примером бесцельного напряжения Ортега полагает спорт. Спортивная деятельность - изначальная, творческая, важнейшая в человеческой жизни, а труд - просто производная от нее деятельность, или осадок. «Спортивность» Ортега - это не просто состояние сознания индивида, это его мировоззренческий принцип. Общий смысл понятий ««игры» Хейзинга и «спортивности» Ортега совпадает. Вместе с тем надо заметить, что для Хейзинга эстетическая игра является, прежде всего, деятельностью общественной и общедоступной. Ортега же в первую очередь ставит задачу спасения культуры от «восстания масс», а спасителем объявляет элиту. Игровая концепция культуры Г. Гессе В поисках альтернатив позднебуржуазной культуре, неудержимо стремящейся к самоотрицанию, теоретики создают различные игровые модели, в которых «дух» сам, собственными средствами смог бы удостоверять свое бытие. Еще и еще раз предпринимается классическая попытка решить проблемы кризиса сознания, не выходя за рамки самого сознания. Среди теоретиков игровой культуры особое место занимает немецко-швейцарский писатель Герман Гессе (1877- 1962). Его знаменитый роман «Игра в бисер» - глубокое раздумье о культурном бытии, о возможности сохранить духовность в царстве Игры. В образе концепции «Игры в бисер» получила логическое завершение эстетическая традиция снятия жизненных противоречий в сфере свободной игровой деятельности. Роман Гессе сосредоточен на решении трех основных задач: 1) глобальная критика современной буржуазной культуры (анализ негативных аспектов «феноменологии духа» XX в.); 2) актуализация классического культурного наследия (позитивная «феноменология духа», органически связанная с общим критическим аспектом, включающая в себя всю европейскую культуру и перерастающая в духовный синтез Востока и Запада); 3) постановка проблемы мировоззренческого обоснования культуры (культурного синтеза) В «Игре в бисер» Гессе рассказывает историю несуществующей на свете провинции Касталии - особого Педагогического ведомства, - царства духовной самодисциплины и духовного достоинства, порядка и гармонии. В поисках совершенства Гессе обращается к классической музыке, к музыкальному структурализму XX в., а также анализирует различные воспитательные модели. Гессе пытается осмыслить кризис буржуазного сознания в пределах возможностей духовной культуры, не затрагивая коренных социальных устоев общества. Он не дает ответа на многие важные вопросы современности, но неукротимая воля к истине, искренность и талант ставят его в первый ряд культурологов XX в.

В современной западноевропейской культурологической теории имеется существенный объем исследований, изучающих игровое начало в культуре. Различные версии игровой стихии отмечали: - Платон («игровой космос»); - И. Кант (теория «эстетического состояния игры»); - И. Ф. Шиллер («путь к свободе ведет только через красоту, а суть последней заключена в игре»); - К. Маркс («превращение труда в игру физических и интеллектуальных сил человека»); - Г. Гадамер («история и культура как своеобразная игра в стихии языка») и др. Все перечисленные выше авторы отмечали такие ключевые характеристики игры, как бескорыстие, свободу, импровизацию, дистанцирование от повседневности как компенсацию того, что человек не обнаруживает в реальной жизни. Но, пожалуй, наиболее глубоко и последовательно концепция игры была сформулирована и изложена голландским культурологом И. Хейзинга (1872-1945) в книге «Homo ludens» («Человек играющий») - (1938). Это, давно признанное во всем мире классическим, сочинение повествует о сущности и значении игры как источника культуры. В «игровое пространство» автор помещает не только искусство, но и науку, юриспруденцию, быт, военное дело различных культурных эпох прошлого. Игровое поведение людей чаще всего реализуется в различного рода праздниках, карнавалах, мистериях, фестивалях, зрелищах, состязаниях, конкурсах и т. д. По мнению Хейзинга, игра старше культуры. Человеческая цивилизация, сформировавшая само понятие культуры, «не добавила никакого существенного признака общему понятию игры» //Хейзинга Е. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. - М., 1992.- С. 9 - 10. Все основные черты игры присутствуют и в играх животных. «Игра как таковая перешагивает рамки чисто биологической или, во всяком случае, чисто физической деятельности. Игра - содержательная функция со многими гранями смысла» //Там же. - С. 10. Хейзинга утверждает, что культура - это продукт «играющего человека». При этом ученый не имеет в виду, что культура происходит из игры в результате процесса эволюции. Более того, он отнюдь не считает, что первоначальная игра, путем различных модификаций, постепенно преобразовывалась в культуру. Размышления Хейзинга гораздо глубже. Дословно, в тексте книги это звучит так: «Культура возникает в форме игры, культура первоначально разыгрывается» // Там же. - С. 67. В этой фразе заключен весь смысл культурологической концепции Хейзинга. Вместе с тем, ученый предупреждает, что «не следует понимать дело таким образом, что игра мало-помалу перерастает или вдруг преобразуется в культуру, но скорее так, что культуре в ее начальных фазах свойственно нечто игровое, что представляется в формах и атмосфере игры» //Там же. - С. 61. Боле того, не всякая игра может быть культуросозидающим фактором. Подлинная культура, по мысли Хейзинга, требует только «благородной игры». В «Человеке играющем» Хейзинга анализирует соотношение игры и не - игры в поступательном развитии культуры и приходит к выводу, что оно (это соотношение) не остается неизменным. На ранних стадиях человеческой истории игровая культура проявила себя в мифологии и обрядах. В архаических ритуальных формах игровое действо выполняло функцию общения человека с окружающим его миром, выражало стремление понять его, укорениться в нем, сделать для себя приемлемым и безопасным. В своей книге Хейзинга убедительно показывает значение игры и в процессе формирования социально-нравственных идеалов различных культурных эпох. Ученый подчеркивает, что общественные идеи включают в свое содержание игровой компонент, ибо они связаны с представлениями людей о своей социальной перспективе, с человеческими мечтами и фантазиями. Согласно концепции Хейзинга, целые культурные эпохи «играют». В частности, анализируя игровой момент в период Возрождения, он пишет: «Духовная ситуация... в эпоху Ренессанса есть ситуация игры. Это утонченное и в то же время свежее, могучее стремление к благородной и прекрасной форме есть играемая культура» //Там же. - С. 204. Однако, как пишет ученый, в ходе дальнейшего исторического развития культуры игровой момент отступает на «задний план». В значительной степени «он растворился, ассимилировался в сакральной сфере, кристаллизовался в учености и в поэзии, в правосознании, в формах политической жизни. При этом игровое качество в явлениях культуры уходило обычно из виду. Однако во все времена и всюду, в том числе и в формах высокоразвитой культуры, игровой инстинкт может вновь проявиться, в полную силу вовлекая как отдельную личность, так и массы в опьяняющий вихрь исполинской игры» //Там же. - С. 61-62. Вытеснение игры из культуры, по мысли Хейзинга, началось с конца XVIII века, когда «духом общества стали завладевать трезвое, прозаическое понятие пользы... и идеал буржуазного благополучия» //Там же. - С.216. Постепенно происходящая утрата свободного духа культуры стимулирует кризисные явления, которые достигают в Европе XX века своего полного выражения. Выход из создавшегося положения ученый видит в распространении нового общественного духа. Альтернативу духовному кризису автор «Человека играющего» усматривает в возрождении в культурном сознании людей первозданной игровой природы. Размышления И. Хейзинга о культуре как игре оказало влияние на культурологию XX века и способствовало появлению ряда исследований ее игровых аспектов. В этом плане заслуживает внимания интерпретация игровых моментов в культуре XX века, предпринятая испанским философом X. Ортега-и-Гассетом (1889-1953). В 1925 году им был опубликован ставший впоследствии знаменитым трактат «Дегуманизация искусства», котором философ наряду с анализом других проблем разрабатывает элитарную культурологическую концепцию. Все «недуги» европейской культуры, по его мнению, могут быть «исцелены» и устранены благодаря деятельности одаренной наибольшими нравственными и эстетическими способностями части общества - элиты. Элита, в понимании Ортеги, - это «творящее новую культуру меньшинство» общества, которое противостоит «косной материи исторического процесса», то есть заурядному социальному большинству. Культура «аристократов духа» (элиты) сосредоточена в сфере игровой деятельности, в которой отсутствуют утилитаризм, прагматизм, обыденность человеческого бытия, а сущность составляют спонтанность, импульсивность, порыв, жизненная активность, возвышение над природой. Здесь и возникает феномен культуры. Игровые модели культуры были предметом осмысления Ф. де Сосюра, Е. Финка, Л. Витгенштейна, С. Лема, Г. Гессе, Ж. Дерридаи ряда других. Главное, что привлекало и привлекает исследователей к этой проблеме, - то, что установленные в игре правила условны. В игре много произвольных вариантов, допускающих возможность иного выбора. Игровой характер культуры позволяет человеку регулировать стратегию своего поведения в постоянно меняющихся жизненных ситуациях.

Одной из самых распространенных культурологических концепций нашего времени является концепция игровой культуры. Наиболее ярким представителем этой концепции является голландский культуролог Й. Хейзинга (1872—1945). Игра, в концепции Хейзинга, — это культурно-историческая универсалия. В своей работе «Homo ludens» — «Человек играющий» он поднимает самые глубокие пласты истории и развития культуры — игровые. «Культура, — пишет он, — не происходит из игры, как живой плод, который отделяется от материнского тела, — она развивается в игре и как игра. Все культурное творчество есть игра: и поэзия, и музыка, и человеческая мысль, и мораль, и все возможные формы культуры». Различные версии такой концепции обнаруживаются в творчестве Е. Финка, X. Ортеги-и-Гассета, Г. Гадамера и других культурологов XX века. Можно проследить точки совпадения и точки расхождения Й. Хейзинги как с авторами-современниками, так и с философами более раннего периода. Голландский исследователь в своих трудах опирается на исходящую от Канта и продолженную Шиллером и йенскими романтиками традицию истолкования искусства из игры как спонтанной, незаинтересованной деятельности, которая приятна сама по себе и независима от какой-либо цели. Хейзинга рассматривает игровое начало не только как свойство художественной деятельности, но и как основание всей культуры. Игра старше культуры. Все основные черты игры были сформированы еще до возникновения человеческого сообщества и присутствуют в игровых поведениях животных. Игра сопровождает культуру на всем протяжении ее истории и характеризует многие культурные формы. «Важнейшие виды первоначальной деятельности человеческого общества переплетаются с игрой. Человечество все снова и снова творит рядом с миром природы второй, измышленный мир. В мифе и культуре рождаются движущие силы культурной жизни» Культуроформирующее свойство игры связано с тем, что для изменения окружающей среды посредством любой материальной действительности человек должен был совершить предварительно аналогичную работу в собственном воображении, т. е. своего рода «проиграть» деятельностный процесс. Однако Хейзинга не сводит игровой элемент только к духовному проявлению. Игра присутствует и во всех сферах материальной культуры и определяет содержание ее форм. Немаловажную функцию в реализации игрового начала выполняют идеалы социальной жизни, определяющие духовную жизнь общества. В определенные моменты истории игра выполняет роль драматургической основы в реализации высшего социального сюжета, социально-нравственной идеи. Общественные идеалы, несомненно, содержат много игрового, так как они связаны с областью мечты, фантазии, утопических представлений и могут быть выражены лишь в игровом пространстве культуры. Согласно концепции Хейзинги, целые эпохи «играют» в воплощение идеала, как, например, культура Ренессанса, стремившаяся к возрождению идеалов античности, а не к созданию принципиально новых, «своих» ориентиров. Роль игры в истории культуры не всегда была одинаково велика. По мере культурного развития игровой элемент отступает на второй план, растворяется, ассимилируется сакральной сферой, кристаллизуется в учености и в поэзии, в правовых отношениях, в формах политической деятельности. Но игровой инстинкт, по мысли Хейзинги, может проявиться в любой момент, вовлекая в процесс игры и отдельного индивидуума и человеческие массы. Вытеснение игры началось в XVIII веке, когда обществом овладело трезвое, прозаическое понятие пользы, что и привело к утрате свободного духа культуры. Эта ситуация является наилучшим показателем кризиса европейской культуры, достигшего в XX веке полного своего выражения. Анализ современного культурного состояния в аспекте игры предпринял испанский философ X. Ортега-и-Гассет. Являясь беспощадным критиком массовой культуры, захлестнувшей Европу в нынешнем столетии, Ортега-и-Гассет противопоставляет ей подлинную «живую» культуру, которую человек делает личным достоянием, обращаясь к ней в силу спонтанной внутренней потребности. Характеристика «живой» культуры, данная испанским философом, созвучна критериям игры Хейзинги. Сущность культуры, по мнению этих мыслителей, составляют спонтанность и отсутствие прагматической установки. Из конкретных элементов такой культуры.складывается «элитарный» пласт культурного процесса, противостоящий натиску массовой культуры. Игра рассматривается как важнейший феномен человеческого бытия в числе четырех других — смерти, труда, господства и любви — немецким философом Е. Финком. Игровое начало пронизывает всю человеческую жизнь и определяет способ понимания бытия. В отличие от Хейзинги Финк считает игру важнейшим способом реализации человеческой деятельности, не свойственной животному миру. Фантазия как способ оперирования воображаемым присуща только человеку. В игре, основанием которой служит фантазия, он реализует высокие духовные потенции. Так происходит возвышение человека над природой и рождение культуры. Игровой принцип не раз будет использоваться исследователями при решении общетеоретических вопросов культуры, для анализа частных явлений культурной практики, ее различных форм, социальных феноменов и т. д. Например, при сравнении с игрой языка (идеи Ф. де Соссюра и Л. Витгенштейна), при обнаружении четырех типов игр в социальной семиотике (Р. Кайюа), при использовании игрового принципа в теории постмодернизма (Ж. Деррида).