Краткий курс лекций по теме 8
ПРОБЛЕМЫ СРАВНИТЕЛЬНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ МЕЖДУНАРОДНОГО И НАЦИОНАЛЬНОГО (ВНУТРИГОСУДАРСТВЕННОГО) ПРАВА НА СОВРЕМЕННОМ ЭТАПЕ
Изучение международного и национального права в сравнительном плане неизбежно порождает вопрос о том, являются ли они вообще
достаточно разделенными и самостоятельными правовыми системами.
Констатируя данное обстоятельство, известный представитель российской школы международного права Ф.Ф. Мартене (1845 — 1909) писал еще в начале XX в., что далеко не все юристы «согласны в своих взглядах на значение науки международного права»1. Основные причины долгого непризнания международного права Ф. Мартене и другие авторы усматривают в следующем. Во-первых, в относительной неразвитости международного права в течение длительного времени по сравнению с национальными системами права. «Возможность и существование международного права,— многократно подвергались сомнению. Оно отвергается, конечно, теми, кто приступает к решению этого вопроса со старыми цивилистическими шаблонами. Но окончательное решение вопроса о его существовании принадлежит тем образованиям, для которых оно должно служить действующим правом, — самим государствам». Если они признают себя связанными международным правом, это является прочным базисом его существования. А что такое признание со стороны членов международного общения «фактически существует, — для нашего времени представляется совершенно бесспорным».
Во-вторых, причины видят в сильном и продолжительном влиянии римского права на правовую жизнь стран Западной Европы и на их систему юридического образования, существенно затормозившем, развитие и признание международного права.
В-третьих, причины усматривались в негативном влиянии на процесс признания международного права в качестве самостоятельной отрасли знаний и относительно самостоятельной системы права реалистической школы права, безраздельно господствовавшей на рубеже XIX — XX вв. Одним из активных защитников этого тезиса, фактически сводящего суть международного права к силе, был Р. Иеринг. В своей небольшой, но весьма насыщенной по содержанию работе «Борьба за право», вышедшей в свет в 1908 г. и получившей широкое признание, автор утверждал: «Цель права — мир, путь к нему — борьба»; «право есть не чистая мысль только, но живая сила»; «понятие права не есть понятие логическое, но чистое понятие о силе». Сила «не есть только средство для осуществления права, но она становится органической частью самого понятия о праве». Вот почему, рассуждал Иеринг, богиня справедливости держит в одной руке весы для взвешивания права, в другой руке меч для его защиты. Меч без весов будет голой силой, весы без меча — бессилием права. «Меч и весы идут рука об руку. И идеал права достигается только там, где сила, с которой богиня справедливости осуществляет право, равна ловкости и умению, с которыми она управляет весами»'.
Национальное право представляет собой «сравнительно высокоцентрализованный правовой порядок», поскольку оно соотносится с системой централизованных государственных органов, включая систему органов государственной власти — законодательных органов, исполнительно-распорядительных и судебных. По сравнению с национальным правом международное право выступает как «более децентрализованный правовой порядок». Оно представляет собой «самый высокий уровень децентрализации, когда-либо существовавший в пределах позитивного права»[1].
Подвергая критическому анализу подобные монистические воззрения на международное и национальное право, известный английский ученый-юрист, специалист в области международного права Л. Оппенгейм не без оснований писал, что монистическая доктрина неправомерно отрицает многие вполне очевидные доводы и положения. А именно то, что: а) субъекты обеих систем права существенно различны и что в обеих системах в конечном счете «регулируется поведение индивидуумов», с той лишь разницей, что в сфере международной жизни «последствия такого поведения приписываются государству»; б) в обеих сферах права существенным является предписание, «обязательное для субъектов права, независимо от их воли».
Кроме того, эта доктрина неправомерно утверждает, что международное право и внутригосударственное право, «не имеющие между собой существенных различий, должны рассматриваться как проявления единой концепции права»'. Для определения реального статуса международного права, а вместе с тем возможности его исследования как относительно самостоятельной системы права в сравнительном плане с национальными системами права следует, как представляется, исходить из основных положений не монистической концепции, а так называемой дуалистической концепции.
Дуалистическая концепция получила свое дальнейшее развитие и широкое распространение особенно в послевоенные (после окончания Второй мировой войны) годы. Окончательно сложившийся к этому времени двухполюсный мир, противостояние друг другу различных социально-экономических и политических систем в значительной мере сняли с повестки дня вопрос о едином и неделимом миропорядке, «универсальной правовой системе» и пр.
Монистический взгляд на реальный статус и характер международного и национального права все в большей степени вытеснялся дуалистическим подходом. В известной мере идеалистическое монистическое представление о «едином мировом правопорядке», единой «универсальной правовой системе» стало все более активно заменяться гораздо более реалистическим дуалистическим видением. Хотя это вовсе не исключает в настоящее время определенного влияния и монистических идей. Однако как в отечественной, так и в зарубежной литературе доминирующим все отчетливее становится дуалистический подход.
Согласно «дуалистическим» представлениям, международное право рассматривается как «особая, отличная от правовых систем конкретных государств», относительно самостоятельная система права. Она складывается из «совокупности международно-правовых принципов и обязательных для всех государств норм» .
Вполне обоснованно отмечается также, что международное право как система не существует изолированно от других социально-политических и правовых явлений, от других существующих наряду с ним и влияющих на его развитие правовых и неправовых систем. Речь идет, с одной стороны, о национальных правовых системах, тесно связанных и взаимодействующих с системой принципов и норм, образующих международное право»1, а с другой — о системе международных отношений, на основе которых возникает и развивается международное право, а также о «международной межгосударственной системе».
Таким образом, возникая на базе международных — экономических, финансовых, политических и иных отношений, международное право как относительно самостоятельная правовая система находится в тесной взаимосвязи и взаимодействии с другими относительно самостоятельными национальными правовыми системами, а также с межгосударственной системой. По мнению специалистов в области международного права, его следует рассматривать в качестве подсистемы межгосударственной системы, одновременно выступающей по отношению к нему в качестве окружающей среды.
Вопрос об общих чертах и особенностях международного и национального права издавна привлекал к себе внимание авторов, признающих относительно самостоятельный характер данных правовых систем. Однако акцент при этом ставился чаще всего на выявлении их отличительных признаков и черт, нежели их общностей.
Так, исследуя международное право в сравнении с «внутригосударственным правом отдельных государств», Л. Оппенгейм указывал прежде всего на то, что данные правовые системы «существенно отличаются друг от друга». Они различны в первую очередь в отношении своих источников. Источниками внутригосударственного права являются «обычай, развившийся в пределах данного государства, и акты его законодательной власти». В то время как источники международного права — это «обычай, развившийся среди семьи народов, и правообразующие договоры, заключенные членами этой семьи».
Далее, международное право и внутригосударственной право различаются по регулируемым ими отношениям. Внутригосударственное право регулирует «отношения между лицами, находящимися под властью определенного государства, и отношения между этим государством и данными лицами». Международное же право регулирует «отношения между государствами — членами семьи народов».
Наконец, международное и внутригосударственное право различаются «по содержанию самого права». Если внутригосударственное право «есть право суверена над отдельными лицами, подчиненными его власти», то международное право «есть право не над суверенными государствами, а между ними». Международное право функционирует как «право более слабое» по сравнению с внутригосударственным правом.
При более обстоятельном рассмотрении подобных общностей и особенностей национальных правовых систем и системы международного права необходимо обратить внимание и особо выделить следующие их общие и специфические черты.
Во-первых, регулятивный характер системы международного права и национальных правовых систем. Смысл его заключается в том, что, устанавливая определенные права и обязанности сторон— участников международно-правовых или внутригосударственных отношений, обе правовые системы создают тем самым своего рода пределы, рамки их поведения, направляют их действия в строго определенное правовое русло.
Во-вторых, государственно-волевой характер норм международного и национального права. Элемент общности этих двух правовых систем проявляется в том, что нормы международного и национального права не являются чем-то инородным и независимым по отношению к воле, целям, интересам и желанию их создателей. Они представляют собой продукт волевой деятельности людей, выступают как средство выражения и закрепления их социальных и материальных ценностей и интересов.
В-третьих, наличие общих черт и особенностей в объектах и предметах регулирования международного и национального права. В качестве объектов регулирования международного и национального права выступают существующие в мире, в рамках отдельных стран и за их пределами, общественные отношения, которые могут быть опосредованы и в действительности опосредуются не только нормами права, но и другими социальными нормами (нормами морали, обычаями, традициями и пр.). Весь этот массив общественных отношений теоретически и практически подлежит регулятивному воздействию со стороны как международного, так и национального права. В этом, безусловно, проявляется сходство данных правовых систем, а вместе с тем и общность их по объекту регулирования. Помимо сказанного особенность предметов регулирования международного и национального права проявляется также в том, что они опосредуют весьма различные по своему характеру отношения. Исследуя эти отношения в целостном плане, не трудно заметить, что если в системе отношений, составляющих предмет регулирования национального права, значительное место занимают отношения властвования и подчинения, то в системе отношений, образующих предмет регулирования международного права, таких отношений, по природе своей предполагающих наличие единого властвующего субъекта (суверена) и подчиненных ему субъектов, нет.
В-четвертых, наличие общих черт и особенностей, касающихся субъектов международного и национального права.
Общность рассматриваемых в «субъективном» плане систем международного и национального права проявляется как минимум в двух отношения: 1) в отношении самого факта существования субъектов права в каждой из систем; 2) в наличии общих для каждой из них субъектов права.
Кроме того, помимо наличия у субъектов международного и национального права общеродовых признаков и черт современные системы международного и национального права имеют также общих субъектов права.
Согласно традиционному, издавна сложившемуся в отечественной и зарубежной юридической литературе мнению субъектами национального права, как известно, являются физические лица (граждане, подданные, лица без гражданства, лица с двойным гражданством и др.) и юридические лица (государство, государственные органы, общественные объединения, организации и пр.). В качестве субъектов международного права рассматриваются «главным образом суверенные государства»[2]. В учебниках по международному праву поясняется, что есть «основные субъекты международного права», к каковым относятся государства, нации, борющиеся за государственную независимость, и международные (межгосударственные) организации, а есть также «иные субъекты», в качестве которых выступают «государствоподобные образования» типа вольных городов (Новгород, Венеция, Гамбург и др.), существовавших в прошлые века, Западного Берлина (до объединения Германии в 1990 г.), Ватикана и др.[3]
В-пятых, наличие общих черт и особенностей международного и национального права, заложенных в их источниках.
Согласно сложившейся в течение ряда столетий правовой теории и юридической практике в качестве источников национального права, как известно, рассматриваются нормативно-правовые акты (законы и подзаконные акты), правовые договоры и обычаи, правовые доктрины, судебная практика и порождаемые ею прецеденты, административные прецеденты. Данный перечень источников национального права достаточно полный, но не исчерпывающий, поскольку в религиозных и некоторых других правовых системах существуют свои специфические источники права.
Сравнительный анализ источников международного и национального права со всей убедительностью показывает, что между ними достаточно много как общего, так и особенного. Общность ряда источников международного и национального права проявляется, в частности, в их природе, характере и даже в названии. Таковыми являются, например, правовые договоры, доктрины, обычаи и судебные решения. Особенность этих источников международного и внутригосударственного права проявляется в их конкретном целевом назначении и содержании.
В решении вопроса о характере взаимосвязи и взаимодействия международного и внутригосударственного права исторически прослеживается три различных подхода — дуалистический и монистический в двух его взаимоисключающих вариантах2. Каждый из них в разное время имел и имеет определенное распространение в юридической академической литературе и прикладной среде. В каждом из этих подходов отражаются сложившиеся в том или ином обществе и государстве официальные и неофициальные представления не только о своем, национальном праве, но и о характере его взаимосвязи и взаимодействия с международным правом.
Дуалистический подход, оформившийся с течением времени в одноименную концепцию, в качестве основного выдвигает тезис об одновременном существовании и развитии двух взаимосвязанных между собой, взаимозависимых и взаимодействующих друг с другом международной и национальной правовых систем. Каждая из них имеет относительно самостоятельный характер и в процессе взаимодействия друг с другом взаимодополняет друг друга. При этом исключается какое бы то ни было доминирование одной правовой системы или ее отдельных составных частей (норм, институтов, отраслей) над другой, примат одной из них в отношении другой.
Внутригосударственное право оказывает влияние на международное право двумя основными путями2. Во-первых, путем предопределения сущности и содержания международного права. Имеется в виду воздействие внутригосударственного права на международное право через опосредованную с помощью составляющих его норм внутреннюю и внешнюю политику государства. Последняя самым непосредственным образом сказывается на сущностной и содержательной сторонах международного права, а также на его структуре в целом и его различных составных частей — институтов и отраслей. Такого рода влияние внутригосударственного права на международное в научной литературе условно называют иногда материальным влиянием3.
Во-вторых, путем воздействия внутригосударственного права на процесс создания и реализации норм международного права. Свое конкретное выражение это находит в том, что через систему норм национального права, опосредующих внутригосударственные отношения, и проводимую внутри страны и за ее пределами политику государством оказывается влияние не только на сущность и содержание принимаемых международно-правовых актов, заключаемых договоров и соглашений, но и предопределяется порядок их принятия и заключения, а вместе с тем и порядок их реализации. Поскольку данный аспект воздействия внутригосударственного права на международное затрагивает преимущественно процессуальную сторону международного права, то его условно называют процессуальным влиянием.
Не касаясь проблем трансформации норм международного права в нормы внутригосударственного права как одного из путей воздействия первого на второе, следует заметить, что не все авторы, занимающиеся вопросами взаимосвязи этих двух правовых систем, разделяют мнение о неизбежности использования трансформации как составной части государственно-правового механизма реализации международного права. Наряду с дуалистическим подходом к оценке характера взаимоотношений международного и национального права в научной литературе и государственно-правовой практике широко используется также монистический подход. Суть его состоит в отрицании относительной самостоятельности систем международного и национального права и нередко в рассмотрении их в качестве интегрированных друг в друга и составляющих некое единое целое правовых систем.
Различают два варианта монистической теории, которые не только противоречат друг другу, но и взаимно друг друга исключают.
Второй вариант монистической теории заключается в признании примата международного права над национальным.
В научной литературе высказывалось мнение о том, что в настоящее время концепция примата международного права над национальным наиболее широко распространена и приобретает все большее практическое значение. По-видимому, это действительно так. Однако с одной весьма существенной оговоркой. А именно — данное суждение распространяется не на все международное право, а в основном лишь на международное «договорное» право. Ведь международное право далеко не однозначно по характеру содержащихся в нем правовых норм. А следовательно, и отношение к ним, по крайней мере в той части, которая касается примата международного права, не может быть однозначным.
Вопрос о характере взаимосвязи и взаимодействия международного и внутригосударственного права фактически всегда находился в поле зрения отечественных исследователей. Об этом свидетельствуют как многочисленные публикации по данной тематике, так и проводившиеся научные дискуссии.
Конституционное закрепление положений, в соответствии с которыми общепризнанные принципы и нормы международного права, а также международные договоры Российской Федерации объявляются составной частью ее правовой системы, равно как и положений о безусловном признании примата международных договоров России перед ее внутренними законами, вызвало неоднозначную реакцию со стороны исследователей. Спектр мнений был и остается весьма широким. Им охватываются позиции как традиционного плана, безусловно поддерживающие и защищающие официальную точку зрения на характер отношений международного и национального права, закрепленную в российской Конституции, так и мнения критического плана.
Не касаясь анализа приводимых и иных точек зрения относительно допустимости включения общепризнанных принципов, норм международного права и международных договоров России в ее правовую систему, следует, однако, констатировать, что речь по существу идет не столько о включении или невключении как таковом, сколько о последствиях этого процесса. А именно — о признании или непризнании безусловного примата международного права по отношению к национальному российскому праву. Это следует из логики рассуждений авторов, а также из их выводов и замечаний о том, что своим нововведением «Конституция России заложила основы для утверждения в правовой системе страны приоритета норм международного права, включая договорные»; что Конституция закрепила положение о «принципиальном решении в ней вопроса о соотношении международного права и внутригосударственного права, признании приоритета международных договоров Российской Федерации над ее внутренними законами»[4]; что «сегодня перед Россией возникает проблема выбора между прежней дуалистической доктриной и монистической концепцией, исходящей из признания приоритета международного права над внутригосударственным российским правом»[5].
Решая вопрос о характере отношений современного международного права и внутригосударственного права России вообще и о примате международного права в частности, необходимо исходить из двух взаимосвязанных, взаимодействующих и в определенной мере дополняющих друг друга факторов-посылок: а) из факта все более глубокой и разносторонней включенности Российского государства и его правовой системы в мировое государственно-правовое сообщество; б) из фактора его неотчуждаемой суверенности, с учетом которой международное право, «закрепив право государства определять свою правовую систему», вместе с тем установило, что «при осуществлении суверенных прав, включая право устанавливать законы, государства сообразуются со своими обязательствами по международному праву»4.
Исходя из этого, не будет преувеличением сказать, что процесс согласования в формально-юридическом отношении равноправных и равноценных государственных воль, лежащий в основе международного права, — это лишь некая теоретическая схема, своего рода международно-правовой идеал, который не всегда согласуется с действительностью. А действительность эта такова, что нередко в процессе формирования и реализации международного права более точным было бы говорить не о согласовании, а о прямом или косвенном (с использованием финансово-кредитных и иных рычагов при заключении стратегически важных международных договоров) давлении более сильных в финансово-экономическом и других отношениях государств на более слабые. Примеры подобного «согласования» воля государств — творцов международного права далеко не единичны. Они встречаются практически в каждой сфере жизни мирового сообщества и соответственно в каждой области межгосударственных отношений.
[2] Шестаков Л.Н. Указ. соч. С. 93.
[3] Международное право / Отв. ред. Г. И. Тункин; Международное право / Отв. ред. Г.В. Игнатенко.
[4] Талалаев АЛ. Указ. соч. С. 10.
[5] Хлестов ОЛ. Международное право и Россия. С. 55.