Классификация способов сокрытия преступления. Ч1

Организованная преступность:криминологические и уголовно-правовые проблемы противодействия

Контрольные вопросы по предмету

0


Подпишитесь на бесплатную рассылку видео-курсов:

Текст видеолекции

                                               Тема 6.

КЛАССИФИКАЦИЯ СПОСОБОВ СОКРЫТИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЯ,

      ПРЕСТУПНОСТЬ ВОСТОЧНОЙ И ЗАПАДНОЙ ГЕРМАНИИ,   

      ПОЛИГРАФНОЕ ТЕСТИРОВАНИЕ.

1.     Классификация способов сокрытия преступления.

2.     Преступность Восточной и Западной Германии в сравнении.

3.     Полиграфное тестирование как одно из действенных средств борьбы с организованной преступностью.

 

 

1. Активное, планомерное, систематическое противодействие организован­ных преступных формирований правоохранительным органам в целом и следст­вию в ходе расследования конкретных проявлений криминальной деятельности в частности является одной из отличительных черт организованной преступности. Практика все чаще сталкивается с целенаправленным, весьма изощренным про­тиводействием следствию.

Для более продуктивного использования данных о способах уклонения от ответственности при разработке эффективных мер раскрытия и предупреждения преступлений, своевременного разоблачения и преодоления уловок преступников целесообразно классифицировать возможные способы сокрытия преступлений. Данная классификация может быть осуществлена с использованием достижений различных наук: уголовного права, уголовного процесса, юридической психоло­гии, криминалистики и др.

Так, именно с позиций уголовного права первоначально осуществлялась классификация способов сокрытия, когда последние подразделялись либо на: а) образующие самостоятельный состав преступления; б) являющиеся одним из элементов объективной стороны преступления; в) имеющие иное уголовно-правовое значение; г) не имеющие уголовно-правового значения; либо примени­тельно к совершению различных видов преступлений.

Известна классификация способов сокрытия по признакам психологиче­ской характеристики, данная Г.Г. Зуйковым. Им выделяются такие психические свойства личности, как характер, навыки, привычки, психические нарушения[1].

Возможна классификация по субъектам сокрытия, так как не только пре­ступник, но и другие лица (соучастники, пособники, потерпевшие, посторонние лица) могут быть причастны к сокрытию.

Классификацию способов сокрытия, в основание которой положен сис­темный метод, предложил М.С. Уткин. Автор исходил из рассмотрения способов сокрытия как совокупности определенных действий, образующих систему, кото­рая оценивалась в зависимости от ее "совершенства". Наиболее квалифицирован­ные системы назывались полноструктурными, они включали весь набор элемен­тов: подготовку, совершение и сокрытие преступления. Менее квалифицирован­ные разделялись на два типа. Первый - системы, включающие в себя совершение и сокрытие преступлений; второй - подготовку и совершение. Неквалифициро­ванные системы состояли только из действий по совершению преступлений[2].

В основе классификации способов сокрытия, предложенной В.А. Овечкиным, лежит информационный аспект сокрытия. Целью данной классификации являлась дифференциация приемов, направленных на полное уничтожение всех источников доказательственной информации, комбинированных приемов ин­формационного искажения и т.д. Автор выделил две большие группы способов сокрытия: 1) препятствующие получению органами следствия и дознания инфор­мации о преступлении и 2) обеспечивающие получение ложной информации[3].

Это первая классификация способов сокрытия в целом, к тому же, ближе всего отвечающая криминалистическими задачами. Однако, поскольку предме­том исследования автора являлся не способ сокрытия преступления как кримина­листическая категория, а только лишь инсценировка как один из приемов сокры­тия, предложенная им система деления способов сокрытия на виды отличалась неполнотой.

Именно этим недостатком в большинстве своем были отмечены появляв­шиеся в науке классификации способов сокрытия преступления, так как учеными предпринимались специальные исследования отдельных приемов сокрытия - та­ких, как лжесвидетельство (А.А. Шмидт, 1973 г.; А.Р. Ратинов, Ю.П. Адамов, 1976 г.), выдвижение ложного алиби (А. Т. Тимербаев, 1975 г.), инсценировка (Е.Б. Баранов, 1977 г.)[4].

Р.С. Белкин предложил развернутую классификацию способов сокрытия преступления по их содержательной стороне. Под содержанием способов сокры­тия понимается совокупность взаимосвязанных приемов сокрытия, обеспечи­вающих достижение поставленной цели. По этому основанию на наиболее общем уровне он разделил способы сокрытия на пять групп:

- утаивание, то есть активное и пассивное оставление в неведении отно­сительно обстоятельств преступления и источников информации;

- уничтожение (полное или частичное) следов преступления или следов преступника;

- маскировка, то есть изменение представления о способе совершения преступления, личности преступника, источниках информации;

- фальсификация - подделка, создание ложной информации;

- смешанные способы в виде различных инсценировок[5].

Как видно, данная классификация способов сокрытия имеет не только криминалистическое, но и уголовно-правовое значение. Некоторые из названных способов, например, утаивание, уничтожение, фальсификация могут образовы­вать самостоятельные составы преступлений (укрывательство, убийство и унич­тожение трупа, подделка документов и др.). Однако чаще всего указанные способы являются средством подготовки, совершения и последующего сокрытия преступления.

Г.Г. Зуйков не согласился с классификацией, предложенной Р.С. Белки­ным: "...из числа названных только инсценировка и создание ложного алиби как комплексные образования могут в некоторых случаях составить содержание спо­соба уклонения от ответственности. Сами по себе: утаивание, уничтожение и т.п. информации, как нам представляется, не составляют способа уклонения от ответ­ственности (или сокрытия преступления). Утаивание, сокрытие, маскировка и т.п. информации - это по сути дела, и не действия, а обобщенное наименование целевой направленности различных действий"[6].

Сомневаясь и в прикладной продуктивности классификации способов со­крытия преступлений по содержательной стороне Г.Г. Зуйков, исходя из возмож­ного содержания и особенностей способов уклонения от ответственности, пред­лагает классифицировать их прежде всего на две группы: способы уклонения от ответственности за умышленные преступления и за преступления, совершенные по неосторожности. В свою очередь первая группа подразделяется им на способы уклонения, связанные с действиями по сокрытию в период совершения преступ­ления, способы уклонения, не связанные с такого рода действиями, а также спо­собы уклонения от ответственности за совершение умышленных, импульсивных преступлений. "Виды способов уклонения от ответственности полезно классифи­цировать также по видам преступлений: убийства, хищения в различных формах, взяточничество, хулиганство, нарушение правил безопасности движения и т.д. Обе классификации могут быть совмещены, и на этой основе выявлены типичные способы уклонения от ответственности, например, за совершение неосторожных убийств, умышленных убийств, убийств, совершенных в состоянии аффекта"[7].

Два возражения вызывает эта классификация.

Во-первых, трудно признать ее криминалистической, поскольку основани­ем, т.е. признаком, по которому осуществляется классификация, является здесь форма вины - категория уголовно-правовая.

Во-вторых, распределение способов сокрытия в зависимости от вида со­вершенного преступления представляется весьма общим. Содержание способа сокрытия лишь в определенной степени зависит от вида преступления, так же как и распространенность некоторых общих для всех видов преступлений приемов. Основания же классификации должны быть наиболее полезными как для выделе­ния способов при научных исследованиях, так и, в первую очередь, для обнару­жения этих способов на практике, а также для использования данных о них в дальнейшем расследовании, поскольку, как и всякая научная классификация, классификация способов сокрытия имеет не только теоретическое, но и сущест­венное практическое значение. Знание способов сокрытия, их зависимости от ха­рактера преступления, предмета посягательства, объективных и субъективных факторов ориентирует работников уголовного розыска, следователей, экспертов на правильное построение версий, разработку тактики следственных действий, поиск преступника "по горячим следам".

Придерживаясь в целом точки зрения Р. С. Белкина, разделившего спосо­бы сокрытия по их содержательной стороне, тем не менее, отметим, что для классификации способов сокрытия характерна множественность оснований рас­пределения способов на группы. А обуславливать применение тех или иных кри­териев деления должна, по нашему мнению, именно практическая направлен­ность классификации.

С учетом этого положения представляется целесообразным разделение способов сокрытия преступления и таким образом:

1) общие для всех видов преступлений и специфические для отдельного вида (или некоторых видов) преступлений;

2) состоящие из одного приема и состоящие из совокупности приемов (комплексные);

3) являющиеся элементом способа совершения преступления; не входящие в способ совершения ("самостоятельные"); и смешанные, в которых часть приемов включается в способ совершения, будучи связана с ним единым замыс­лом, а другая часть выходит за рамки способа совершения.

Таким образом, классификация способов сокрытия может быть проведена по различным основаниям, все они имеют и теоретическое и практическое значе­ние, главным образом в аспекте криминалистической методики расследования отдельных видов преступлений. Поскольку способ сокрытия преступления явля­ется структурным элементом криминалистической характеристики преступления, теоретические исследования способов сокрытия общественно-опасных деяний способствуют развитию понятия, содержания и структуры криминалистической характеристики преступления.

Классификация способов сокрытия как одно из средств проникновения в сущность преступной деятельности содействует быстрому и полному распозна­нию, выявлению по конкретному делу способа сокрытия преступления, помогает определить правильные направления работы, используется при разработке такти­ческих приемов допроса, обыска, осмотра, других следственных действий. При­менение систематизированных, научно обобщенных данных о способах сокры­тия преступления поможет в разработке версий о характере и содержании дейст­вий по сокрытию, субъектах сокрытия, скрываемых обстоятельствах и лицах, ви­новных в совершении конкретных преступлений.

2.     Преступность Восточной и Западной Германии в сравнении.

 

Если преступность есть свойство общества порождать массу опасных для него деяний (преступлений), предопределяющее введение уголовно-правовых запретов[8], то исследование изменения числа преступлений и страха перед ними позволяет пролить свет на этот феномен, отражающий общественные проблемы и конфликты. В бывшей коммунистической системе стран Восточной Европы государственный контроль за гражданами был относительно высок, а в конце 80-х - начале 90-х гг. он явно упал, в некоторых же странах даже временно исчез. Этот факт не мог не поблагоприятствовать массовому преступному поведению. Нами были проведены эмпирические исследования динамики преступного повеления в новых федеральных землях (НФЗ) ФРГ, т.е. в бывшей ГДР. Эти данные могут послужить основой для сравнения с аналогичными .данными государств Восточной Европы, а также переживающих политические перемены таких азиатских стран как Индия, Китай, Япония.

В обозначенный период перемены в НФЗ были огромны, хотя они и оказались в большей степени по сравнению с остальными странами Восточной Европы сбалансированы. благодаря финансовой помощи и поддержке при строительстве действующей ныне государственной системы. Здесь было ускорено   и   надлежаще   оформлено   создание  нового государственного аппарата, администрации, полиции и юстиции посредством направления в НФЗ из старых федеральных земель (СФЗ) соответствующих руководящих сил. что отчасти, конечно, привело к появлению натянутости в отношениях между опекунами из СФЗ и опекаемыми из НФЗ. У других стран бывшего восточного блока таких партнеров не оказалось, проблемы построения в них новой государственности и   экономики   заметно   обострились,   активизировалась соответственно и преступность.

Среди криминологов вряд ли существует сомнение относительно того, что уровень преступности в бывшей ГДР по сравнению со старой ФРГ был значительно ниже. В соответствии с официальной криминальной статистикой обеих стран ежегодное число преступлений в ГДР составляло только 10 %  от числа преступлений, совершавшихся в ФРГ. Коэффициент же преступности (число зарегистрированных преступлений на 100000 населения) в 1985 г. по данным официальной статистики составлял в ФРГ 909, а в ГДР соответственно 715.

Как обнаруживается сегодня, на Западе еще до происшедших перемен указывали на имевшую место в ГДР тенденцию   приукрашивания   ситуации в   отношении преступности. По более новым оценкам уровень преступности в бывшей ГДР составлял не 10 % по отношению к уровню преступности   ФРГ, как это по политическим причинам утверждалось правительством  ГДР, а около одной трети. Последняя цифра выглядит убедительно. В бывшей ГДР как в относительно замкнутой государственной системе с закрытыми государственными границами все же существовал значительный формальный и информационный социальный контроль за гражданами.

Сразу после открытия границ в Германии возникла необходимость считаться с ростом преступности, который стало вскоре возможным установить эмпирически. Произошли перемены в понимании зарегистрированных преступлений, в связи с чем полицейские статистики смогли предоставить некоторые объективные данные. С 1993 г. в НФЗ действует ведомство по борьбе с федеральной преступностью. Оно проводит исследования жертв преступлений, по итогам которых представляет дополнительную надежную виктимологическую информацию.

Однако первый крупный опрос жертв преступлений был проведен  Институтом  международного  и  зарубежного уголовного права Макса Планка. В 1990 г. исследовательской криминологической группой этого института в обеих частях объединившейся Германии были в процессе устных бесед опрошены достигшие 14-ти лет случайно выбранные граждане, из них 4999 человек в НФЗ и 2027 в СФЗ. Этим исследованием отмечен рост числа преступлений, особенно в первые месяцы после произошедших перемен.

Боерс также докладывал о явном возрастании риска стать жертвой преступления[9]. Так, в Восточной Германии с 1991 по 1993 гг. "в семейном кругу и кругах общения знают по крайней мере одного человека, побывавшего жертвой преступления: хулиганства (Восточная Германия в 1991 г. - 43 %, в 1993 г. - 52 %, Западная Германия 53 %), кражи (соответственно 29 %, 38 %, 49 %), телесных повреждений (19 %, 30 %, 34 %), разбоя (15 %, 18 %, 16 %), убийства (4 %, 4 %, 4 %), сексуального принуждения (8 %, 12 %, 13 %) или сексуального домогательства (21 %, 21 %, 29%). По некоторым видам преступлений (кража и разбой, например) шкала Восточной Германии уже в 1993 г. превысила шкалу Западной Германии, что, в принципе, не удивляет. Вместе с тем в НФЗ мероприятия по защите граждан от преступлений, а также по уголовному преследованию виновных органами полиции и юстиции были более результативными, чем в СФЗ. ПФЗ в сравнении с такими бывшими социалистическими странами как Польша и особенно СНГ, включая Россию, считаются относительно зажиточными. Эта зажиточность и благосостояние привлекает потенциальных преступников.

Новейший и доныне самый обширный из Германских опросов жертв преступлений, проведенный в конце 1995 г. по поручению Трудовой группы криминальной превенции земли Баден-Вюртсмберг (в составе Деллинга, Фельтеса, Хейнца), недвусмысленно показал, что виктимизация Восточной Германии более высока по сравнению с Западной. В обеих частях Германии по методу случайной выборки было отобрано 20695 граждан, достигших 16 лет. Также были опрошены жертвы 12-ти видов преступлений: квалифицированного хищения,   кражи   велосипеда,   кражи   из   машины, квалифицированного причинения телесных повреждений, уничтожения собственности, погрома квартиры, кражи личной собственности,   оскорбительных   действий,   сексуальных нападения, домогательства или принуждения. Дополнительно на  местах  дорожно-транспортных  происшествий  были опрошены их участники.

Жертв всех без исключения видов указанных деликтов в Восточной Германии больше, чем в Западной, причем по некоторым показателям разрыв значителен. К примеру, в течении последних 12 лет 6,9% жителей Западной Германии и не меньше,   чем    9,2%    Восточной    стали   жертвами квалифицированного причинения телесного повреждения. Подвергнуты мошенничеству были 5,3% на Западе и 8% в Восточной Германии. В последние два года жертвами указанных видов   преступлений оказались 22,5% опрошенных лиц в Западной и 28,2% в Восточной Германии. Дорожно-транспортные происшествия также на Востоке совершались чаще, чем на Западе (соответственно 2,1% и 1,6%).

Уже при первом сравнении Восточной и Западной Германий Институтом Макса Планка было установлено, что при общем росте на обеих территориях числа преступлений и страха перед преступностью, бросаются в глаза различия в шкалах роста соответственно на Востоке и на Западе[10]. На фоне явного роста страха перед преступностью (особенно в НФЗ, но также и в СФЗ)   тема  страха в дискуссиях федеральных криминологов стала важнейшей.

Боерс подчеркивает, что резкому росту страха в 90-91 гг. способствовали социальный перелом и новые преступные проявления в Восточной Германии. На Западе можно было наблюдать относительно постепенный прирост исследуемых проявлений. Причем, этим автором в НФЗ по сравнению с СФЗ отмечается более низкий уровень преступности, но более высокий страх перед ней (сравни: Кури и др., указанная работа). Этот результат подтверждает независимость друг от друга таких феноменов как рост преступности и рост страха перед преступлениями. Кцапска в этой связи также отмечает, что исследования в Польше привели к следующему выводу: "Связь между страхом перед преступностью и ростом числа преступлений отнюдь не непосредственна"[11].

Страх   преступности   должен   рассматриваться   в общественном контексте. Показатели страха преступности, как они осознаются самими жертвами преступлений, являются не столько  индикаторами  страха  стать  потерпевшим  от преступления, сколько общей неуверенности в обществе. На это указывают также и наши исследования. Нами были выделены два   фактора:   страх   эмоциональный   и   когнитивный. Эмоциональный    страх    характеризуется    следующими проявлениями: страх ночью в квартире, страх ночью на улице. Иными проявлениями обладает когнитивный страх: осознание вероятности быть обокраденным в дороге, подвергнутся квартирному погрому, посягательству на собственность, мошенничеству, стать объектом вооруженного нападения, разбоя, дорожной аварии.

Расшифровка двух этих факторов очень стабильна, о чем говорит то, что подобные признаки мы не раз встречали при опросе жертв преступлений в конце 1995 I. Тогда было опрошено 20695 человек. Причем, при опросе в НФЗ (Фрайбург) и СФЗ (Йена) обнаружилась явная связь между эмоциональным и когнитивным страхом, а также связь произошедших социальных перемен с ростом беззакония. Естественно, что наши исследования установили эти связи только для Западной и Восточной Германии.

Явные особенности имеет когнитивный страх. Как показали опросы (как во Фрайбурге, как и в Йене) с повышенной когнитивной беззащитностью связаны показатели нарушения закона, а также враждебности к зарубежным странам. Что же касается эмоционального страха, то лица с более или менее высоким достатком в обеих Германиях ощущают беззаконность складывающейся в обществе ситуации. Шкалы относительно эмоционального страха не показывают явных различий (исключением является враждебность к зарубежью во Фрайбурге). Различия, касающиеся враждебности, имеют такое же направление как у когнитивного страха: опрошенные с более высоким эмоциональным страхом обнаружили более высокие показатели враждебности к зарубежью.

На основании этих данных можно сделать вывод о связи между страхом перед преступлениями и пережитой ситуацией беззакония в обществе. Полученные результаты исследования (по крайней мере в отношении когнитивного страха) указывают также на ощущение респондентами враждебности из вне. Следует отметить, что на полученные результаты могли оказать влияние различия между поколениями молодых и пожилых. образование, семейное положение жертвы. Стало быть, обнаруженные существенные различия переменных величин независимы.

На связь между беззаконием (в смысле дезорганизации безопасности) и готовностью молодежи к преступлению (прежде всего в НФЗ) ссылается также Хоффман-Ланге[12]. По Гуче[13], рост преступности в Восточной Германии после перелома мог быть объяснен как "имевший место при столкновении с реальной западной жизнью эффект модернизации среди некоторых групп населения    восточногерманского    общества,    которые разочаровались в общественном переломе, объединении, изменениях. (Сравни: Франковский, Васек)[14].

Высокие  показатели  обеих  разновидностей  страха преступности в Восточной Германии продолжают сохраняться, что явствует из результатов исследования в НФЗ и СФЗ 20000 жертв преступлений, осуществленном в конце 1995 г. Восточные немцы по обеим шкалам имеют более высокие показатели, нежели  западные.  Так,  западные  немцы  на  шкале эмоционального страха (минимум - 3, максимум - 12) имеют показатель 4,94, а восточные - 5,35. По когнитивному страху (минимум - 4, максимум - 16) различия еще значительнее: западные немцы достигают показателя 6,7; восточные же - 7,94.

Итак, опасение стать жертвой в большей мере испытывают восточные немцы. В то же время данные исследований свидетельствуют, что это может быть объяснено эффектом "новой ситуации". Проявление страха перед преступностью зависит, таким образом, от общественных перемен, а не лишь от уровня преступности как такового. Так, к примеру; опрошенные в Йене имеют более высокие показатели страха перед преступлениями, чем опрошенные во Фрайбурге. По мнению жителей Йены развитие преступности связано с экономическими отношениями, недостаточностью свободного времени и агрессивным поведением. Одновременно опрошенные Йены описывают сотрудничество с коллегами по работе как по существу более плохое и внешне более недружелюбное, чем опрошенные Фрайбурга. Причем, в данном отношении результаты опросов в обоих городах стабильно возобновляются в разные годы[15].

 

3.     Полиграфное тестирование как одно из действенных средств борьбы с организованной преступностью.

 

Масштабы и формы современной организованной преступности представляют серьезную угрозу для государственных и общественных институтов всех стран мира. Ее особая общественная опасность заключается в сплоченности, массовости и жестокости. Повышается уровень вооруженности и технической оснащенности организованных преступных сообществ, происходит их сращивание с коррумпированными должностными лицами государственных органов.

Расширяются сферы криминальной деятельности организованных преступных группировок - финансовые аферы, похищение с целью выкупа, вымогательство, торговля наркотиками, краденными автомашинами, разбойные нападения и т.д.

Одной из самых опасных форм проявления организованной преступности, получившей повсеместное распространение, являются убийства, совершенные по найму.

Общественно опасная деятельность наемных убийц, осуществляемая в составе хорошо организованных, материально и технически оснащенных по высшему классу  преступных организаций,  затрудняет возможность раскрытия совершенных ими преступлений.

Некоторые криминальные группировки имеют профессиональных убийц-киллеров на постоянном содержании. Им создаются возможности для обучения и тренировок и из соображений конспирации места их проживания периодически меняются.  После выполнения задания они, как правило, направляются для временного проживания в другой город или за границу.

Поэтому организованным действиям таких преступных сообществ необходимо противопоставить адекватное противодействие со стороны правоохранительных органов.

Как показывает оперативная и следственная практика правоохранительных органов, члены организованных преступных сообществ, их организаторы и руководители, как правило, не признают свой вины в совершенных ими преступлениях, особенно в убийствах и начинают давать показания только при предъявлении им неопровержимых доказательств или под давлением других обстоятельств, делающих их запирательство по делу бессмысленным и бесперспективным.

В этой связи современной криминалистике для раскрытия преступлений все большее значение приобретает использование методов психофизиологии, психодиагностики,  диагностики эмоционального стресса и, в частности, применению полиграфа - многоканального измерительного прибора для одновременной записи различных функций организма (дыхание, кровообращение), регистрирующего эмоциональное состояние испытуемого при воздействии на него словесным раздражителем[16].

Во многих странах мира этот прибор применяется для установления факта обладания испытуемым определенной информации о расследуемом преступном событии и использовании, полученных таким способом сведений, в процессе собирания доказательств по уголовному делу.

Однако, несмотря на то, что история полиграфа охватывает целое столетие, и эффективность этого метода несомненна, вопрос о границах допустимости его применения в деятельности правоохранительных органов остается дискуссионным как в нашей стране, так и за рубежом.

Технический аспект проблемы, на анализе которого основываются зачастую доводы противников полиграфа, представляется достаточно ясным.

Уже в существующем виде полиграф - это точный прибор, достоверно отражающий психофизиологическое состояние организма испытуемого лица. "...Полиграф с высокой степенью достоверности показывает динамику эмоциональных реакций испытуемого на различные вопросы, - пишут в своей статье "Проблема полиграфа" Г.А.Злобин и С.А.Яни. - Этим функция полиграфа как технического устройства исчерпывается. Надежность полиграфа в отношении достоверности изображаемой им картины физиологических процессов в организме допрашиваемого едва ли может вызвать серьезные сомнения. Она доказана многочисленными экспериментами и полувековой практикой применения полиграфа. Нетрудно понять и то, что в качестве индикатора внутренней напряженности испытуемого полиграф имеет бесспорные преимущества перед самым тонким и опытным наблюдением. Он объективен, способен фиксировать не только характер, но и точно измеренную интенсивность психосоматических реакций, регистрирует такие процессы в организации испытуемого, которые недоступны обычному наблюдению, и поэтому едва ли могут достаточно надежно корректироваться сознательной тренировкой. Наконец, что особенно важно, он дает непрерывную и системную картину одновременной динамики ряда различных процессов в организме опрашиваемого, что при обычном наблюдении получить невозможно"[17].

Развитие новых областей науки и техники открыло широкие перспективы для совершенствования полиграфа. Стало возможным принципиально изменить технику "снятия" информации полиграфом, используя метод бесконтактных датчиков. Под бесконтактными датчиками понимают такие, действия которых испытуемый не ощущает, а в некоторых случаях даже сам факт существования таких действий для испытуемого остается неизвестным.

В психофизиологических экспериментах различают три группы таких датчиков:

-  датчики, вмонтированные в предметы одежды (халат, головной убор и т.п.);

- датчики, вмонтированные в элементы бытового оборудования (кресло, кровать, стул и т.п.);

-  датчики, вмонтированные в орудия труда (письменный прибор, тетрадь для записи и т.п.).

Однако подлинно “бесконтактными” названные устройства назвать нельзя, поскольку в их основе лежит именно контакт с телом человека, но психофизиологические параметры с испытуемого при этом можно снимать скрытно, без его ведома.

Опыты П.И.Гуляева и И.Е.Быховского открыли обнадеживающие перспективы для создания подлинно бесконтактного метода снятия информации о психофизиологическом состоянии лица[18]. Так, было открыто электромагнитное  поле, возникающее в пространстве вокруг человека в результате активности его внутренних органов - сердца, нервов, мускулатуры. Это поле, названное ауральным, несет информацию о функциональном состоянии внутренних органов и может поэтому использоваться для диагностики заболеваний и регистрации эмоций. Указанная методика позволяет рассчитывать на положительное решение вопроса о скрытом исследовании реакций испытуемого.

Таким образом, можно сделать вывод, что технический аспект проблемы полиграфа, то есть возможность получения объективной, детальной и точной информации о психофизиологических состояниях человека с помощью полиграфа, не должен вызывать сомнений. Но техническая сторона вопроса тесно связана с диагностикой зафиксированных реакций, а последняя прямо зависит от тактики проведения испытаний, то есть от этического и тактического аспектов использования полиграфа.

Этический аспект проблемы можно выразить одной фразой: нравственно ли применение полиграфа в целях борьбы с преступностью? Противники полиграфа отвечают на этот вопрос категорически отрицательно.

М.С.Строгович писал: “Мы отвергаем подобные способы (речь идет о полиграфе. - Авт.) как потому, что они, облекаясь в наукообразные формы, по существу не имеют ничего общего с подлинной наукой и могут плодить лишь ошибки, извращая действительность, так и потому, что такие приемы в судопроизводстве решительно противоречат элементарным нравственным нормам и унижают человеческое достоинство тех, кто подвергается подобным испытаниям"[19]. Столь же категоричны И.Ф. Пантелеев, А.М Ларин и другие авторы[20].

Однако утверждения о безнравственности применения полиграфа представляются отнюдь не убедительными. Не вызывает никакого сомнения, что любая форма обмана при применении технических средств, какими бы благородными целями он не оправдывался, безнравственна и противоречит этическим принципам установления истины. В рассматриваемом случае как обман можно было бы классифицировать попытку выдать за научно обоснованные результаты применения средств и методов, ничего общего с наукой не имеющих, а лишь облеченных, по словам М.С.Строговича, в "наукообразные формы". Однако анализ технического аспекта проблемы полиграфа убедительно свидетельствует, что такие оценки, как "ненаучность" или "наукообразность", по отношению к полиграфу, по меньшей мере, неправомерны и могут лишь свидетельствовать о некомпетентности или предвзятости суждений.

Безусловно безнравственным  является всякое противоправное насилие над личностью при доказывании. Ставить полиграф в один ряд, например, с гипнозом или наркоанализом, как это делает А.М.Ларин и ряд других авторов, - означает расценивать его именно как средство такого психического насилия.

Но насилие предполагает подавление воли субъекта, по отношению к которому оно применяется, применение же полиграфа подобной цели не преследует. Лицо остается абсолютно свободным в своем волеизъявлении, оно ничем не принуждается к изменению линии своего поведения. Полиграф не является и средством проникновения в мысли и чувства испытуемого, он лишь регистрирует возникновение и наличие тех или иных эмоций и, с этой точки зрения, принципиально ничем не отличается от визуального их наблюдения и констатации следователем, что никем не признается безнравственным.

Проникновение в сферу субъективного, чему в известной степени служит полиграф, если такое проникновение не связано с противоправным психическим насилием, нельзя считать безнравственным. Без проникновения в той или иной степени во внутренний мир испытуемого нельзя решить многие задачи судебно-психиатрической и судебно-психологической экспертиз, достичь нужного психологического контакта с допрашиваемым, обеспечить реализацию воспитательной функции предварительного расследования и т.п.

Тактический аспект проблемы заключается в ответе на вопрос: можно ли с помощью полиграфа получить однозначно толкуемую информацию о причинах эмоциональной реакции испытуемого?

Эксперименты показывают, что решение этого вопроса заключается в передаче испытуемому информации таким образом, чтобы она воздействовала избирательно и вызывала наиболее сильную эмоциональную реакцию лишь в строго ограниченных случаях, подлежащих однозначному объяснению. На первый план, таким образом, выступают организация и тактика самого эксперимента; с точки зрения достоверности и надежности результатов применения полиграфа тактический аспект проблемы оказывается решающим.

Как показывает статистика, правильность выводов, сделанных на основе полиграфа, достигает весьма высокой степени вероятности (80-90%)[21], а во многих случаях все выводы оказываются достоверными, если тактика применения полиграфа точно реализует принцип избирательного воздействия. Такое воздействие могут оказывать не только слово или изображение, но и действия следователя (например, его приближение к тому или иному предмету во время обыска), и человек или предмет во время предъявления для опознания и т.п. Это свидетельствует о широком тактическом диапазоне ситуаций, в которых может найти свое применение полиграф.

Методика проведения опросов при расследовании преступлений базируется на следующей психофизиологической закономерности. Предъявление человеку, совершившему правонарушение, стимула, связанного с совершенным преступлением (в качестве стимула может выступать вопрос об участии опрашиваемого в преступлении, предъявление орудия преступления и т.д.), вызывает устойчивые психофизиологические изменения,  значительно превышающие реакции на прочие, нейтральные стимулы (например, вопросы о погоде).  Последующий сравнительный анализ позволяет выяснить вопросы, наиболее эмоционально-значимые для проверяемого.

В качестве значимых стимулов также могут выступать предметы, факты или фотографии лиц, связанных с обстоятельствами расследуемого дела. Оценивая соотношение психофизиологических реакций, оператор полиграфа выносит суждение о субъективной значимости этих стимулов для проверяемого человека и приходит к выводу о сокрытии (или несокрытии) этим человеком интересующей следствие информации.

Естественно возникает вопрос: каким образом при расследовании преступлений, опираясь на оценку реакций опрашиваемого, можно получить информацию, полезную для расследования?

Допустим, что в ходе расследования преступления конкретный опрашиваемый утверждает, что не знает преступника ни в лицо, ни по имени либо фамилии, ни по его кличке. Оперативный работник или следователь предъявляет этому человеку для опознания пять фотографий, среди которых имеется и фотоснимок преступника. Однако опрашиваемый подтверждает свои показания, заявляя, что среди предъявленных на фотографиях лиц он преступника опознать не может. При таких обстоятельствах выдвигается два предположения: опознающий действительно не узнал преступника, или все-таки узнал его, но при этом скрыл данный факт.

Процедура тестирования в описанном случае будет заключаться в следующем. Оператор полиграфа предъявляет по очереди использовавшиеся ранее при опознании 5 фотографий. Каждое предъявление сопровождается вопросом: “Вам известен этот человек?”.

Если опрашиваемый знаком с преступником и скрывает это, предъявляемая в ходе испытания фотография правонарушителя будет субъективно более значима, чем остальные фотографии, а ответ на задаваемый вопрос будет связан с ложью. Естественно, все эти факторы вызовут более сильные психофизиологические реакции, которые зарегистрирует полиграф.  В данном случае можно с большой вероятностью утверждать, что волнение, проявленное опрашиваемым и зафиксированное полиграфом, связано с попыткой скрыть (а это значит дать ложный ответ) свое знание преступника в лицо.

Для человека, незнакомого с преступником, все предъявляемые стимулы - фотографии будут равноценно нейтральными. Исключение могут составить случаи внешнего сходства с какими-либо ранее знакомыми лицами. Правила тестирования обязывают оператора проводить один и тот же тест не менее двух раз для уменьшения вероятности случайной ошибки.

Оператор полиграфа может предъявить определенное количество фамилий, имен или кличек, среди которых будет фамилия, имя и кличка преступника, использовать систему вопросов относительно обстоятельств того или иного события и т.д.

Таким образом, если до проверки на полиграфе две выдвинутые версии (“знает - не знает”) были равновероятными, то после проверки одна из них станет более определенной и может служить ориентиром при планировании последующих оперативно-розыскных и следственных действий.

Практика показывает, что имеются общие методические и тактические приемы применения полиграфа, а также достаточно существенные различия как при подготовке вопросников, так и при проведении самой процедуры опроса. Чем раньше проведен опрос, тем больше информации можно получить по его результатам. К примеру, разработанный сотрудниками УВД Краснодарского края (а в этом регионе уже достаточно давно и активно используется полиграф), так называемый "поисковый тест" позволяет выявить возможную причастность опрашиваемого не только к расследуемому делу, но и к другим преступлениям.

Ценность результатов, получаемых в процессе опроса, находится в прямой зависимости от поставленных специально подготовленным сотрудником вопросов. Задача состоит в том, чтобы изменения в динамике психофизиологических показателей вытекали именно из сформулированных вопросов. Таким образом, подготовку при проведении опроса четкого, стандартизированного вопросника следует считать одним из наиболее важных моментов, от которого зависит интерпретация результатов.

Опросники, используемые при тестировании, представляют собой комплекс специальным образом сформулированных и расположенных в определенном порядке вопросов. В некоторых случаях возможно использование отдельных слов (понятий), рисунков, графических изображений, выполненных в различной цветовой гамме.

В целом все методы, используемые при опросе с применением полиграфа, можно подразделить на две основные группы: прямой (непосредственный) метод (“тест виновного лица”, “тест контрольных вопросов” - по американской терминологии) и непрямой (“тест виновных знаний”, “тест скрываемой информации”).

Наиболее информативным можно считать непрямой метод. Он применяется в случае, когда имеется основание полагать, что опрашиваемый знает о деталях преступления, однако, отрицает это. При этом не подвергается непосредственному контролю достоверность отрицательных ответов испытуемого, а выясняется, располагает ли он специфической информацией, которую может знать только лицо, причастное к преступлению. У такого лица будут более выражены физиологические реакции на вопросы, касающиеся данного преступления (так называемые значимые, или критические) и слабее реакции на нейтральные - не имеющие отношения к данному делу. В то же время непричастное лицо реагирует на все вопросы практически одинаково. Тесты непрямого метода проводятся однократно. Опрашиваемого заранее не знакомят с вопросами, а в общем виде ему сообщается их тематика. Смысл непрямого метода - в установлении скрываемого знания об обстоятельствах расследуемого преступления. Следует оговорить, что данный метод имеет свои преимущества только тогда, когда опрашиваемый не знает о деталях дела из средств массовой информации или каких-либо иных источников. Если же это произошло, его положительные реакции на критические раздражители не дают права утверждать о причастности лица к преступлению.

Тест, подготовленный по прямому методу, включает в себя три группы вопросов, предъявляемых опрашиваемому в определенной последовательности:

1) релевантные (критические) - касающиеся непосредственно выясняемых обстоятельств преступления,

2) иррелевантные (нейтральные, "буферные") - не имеющие отношения к делу. Их задача - уменьшить эмоциональное напряжение, чтобы вырисовывались степень и форма протекания реакций на релевантные вопросы,

3) контрольные - не имеющие отношения к расследуемому преступлению, однако, носящие в себе "обвинительное" содержание.

Недостатком данного теста является то, что нельзя быть уверенным, удастся ли составить такие контрольные вопросы, которые для невиновного действительно будут равнозначны по силе критическим. Если же они будут слабее значимых, то даже непричастный к преступлению человек даст большую реакцию на критический вопрос, чем на контрольный.

Опросу по прямому методу предшествует "предтестовое интервью" - испытуемому задаются все подготовленные вопросы, но в другой последовательности. Содержание теста компонуется из 2-3 иррелевантных, 2-3 контрольных и 2-4 релевантных вопросов, на которые опрашиваемый должен отвечать односложно: "да" или "нет".

Прямой метод целесообразно использовать в том случае, когда информация о преступлении стала известна значительному числу лиц из различных средств массовой информации и других источников. Однако, круг вопросов, используемых при таком тестировании, не ограничивается только специфическими обстоятельствами дела, известными лишь преступнику, поэтому применение его возможно на разных этапах расследования.

Несмотря на различие в характере преступлений, их организации, имеется много общего в тактике их раскрытия с помощью полиграфа. К ним следует отнести выявление роли каждого из участников, отработку версий совершения преступления и этапов его реализации.

Общими являются этапы раскрытия преступлений с помощью полиграфа:

1. Исключение из числа подозреваемых лиц, не причастных к совершению преступления или не обладающих информацией, которой должен владеть человек, совершивший противоправное деяние.

2. Уточнение состава лиц, подозреваемых в данном преступлении, и проведение отработок версий.

3. Выяснение роли каждого из подозреваемых в совершенном преступлении.

Все перечисленное дает возможность быстро определить круг подозреваемых и ускорить процесс расследования преступления (что ведет к экономии значительного количества времени и больших организационных затрат).

Приведем пример раскрытия "заказного" убийства с помощью полиграфа.

При возвращении из ресторана на машине домой был убит крупный бизнесмен. Экспертиза установила что убийство было совершено из пистолета Макарова около 23 часов. Убийца (убийцы) стрелял из засады, что указывало на его осведомленность о времени возвращения жертвы. Бизнесмен умер на месте происшествия, шофер был ранен. Кроме того, как показал осмотр, участок дороги перед местом происшествия был засорен ветками и камнями.

На следующий день, по подозрению в убийстве было задержано 4 человека. Главной задачей при первичном полиграфном обследовании было выяснение степени осведомленности подозреваемых о деталях преступления (сколько человек стреляли, откуда, вид оружия, пути отхода и т.д.). На этот блок вопросов ни один из подозреваемых не дал положительной реакции, что позволило думать о том, что они не принимали непосредственного участия в убийстве и не разрабатывали детали преступления. Но вполне возможно, что кто-то из них являлся его заказчиком. Для исключения или подтверждения этой версии были заданы вопросы, касающиеся сроков начала подготовки убийства. Один из опрашиваемых дал четкую положительную реакцию на вопрос, что "убийство гр." М." планировалось задолго до его совершения". Остальные лица после проверки были отпущены, так как полученные результаты указывали на отсутствие их осведомленности по поставленным вопросам. Чтобы подтвердить причастность оставшегося подозреваемого, ему дополнительно был задан блок вопросов по "непрямому" методу. Вопросы формулировались следующим образом: " Как Вы считаете, кто причастен к убийству "М."?" и как вариант ответа предлагался список кличек "авторитетов" преступного мира. На два из них была получена четкая положительная реакция. После этого проводилось перекрестное полиграфное обследование. Из этой проверки следовало, что все подозреваемые имеют определенную информацию о расследуемом убийстве.

В дальнейшем, после оперативных разработок, были получены дополнительные списки фамилий и кличек лиц, которые могли иметь отношение к преступлению, включая и иногородних, находившихся в момент убийства в городе. В результате проведенной работы группа подозреваемых возросла до 8 человек. При проведении полиграфных проверок на вопрос, касающийся времени планирования преступления, 5 человек дали положительную реакцию на вопрос "заранее" и 3 - "в день убийства". Полученные результаты позволили выдвинуть версию, что из этого списка подозреваемых 5 человек относились к руководящей верхушке данной преступной группировки. Трое же являлись непосредственными исполнителями, информация которым была передана в день убийства. Для уточнения этой версии был проведен следующий этап обследований, тематика вопросов которого касалась вида оружия и места, откуда производились выстрелы. К тому времени уже имелись результаты баллистической экспертизы. На вопрос, связанный с видом использованного оружия, 3 из 8 опрашиваемых дали положительную реакцию на марку пистолета, а 2 - на место расположения стрелявших. Как было сказано выше, все трое обследуемых, отвечая на вопрос: " Когда было принято решение об убийстве гр. "М."?" , дали положительный ответ : " В день убийства", но только у двоих была положительная реакция на вопрос о месте, поэтому роль третьего участника в исполнении убийства необходимо было уточнить. Путем проведения ряда тестов удалось воссоздать следующую картину происшедшего. Была выдвинута версия о том, что засоренность дороги образовалась искусственно. При полиграфной проверке все трое подозреваемых дали положительную реакцию на вопрос, что нагромождение камней и веток создавалось специально для снижения скорости двигавшегося автомобиля. При перекрестном опросе на вопрос: "Кто набросал камни на проезжую часть дороги?" при перечислении кличек подозреваемых двое дали положительную реакцию на третьего непосредственного участника убийства. Так определилась его роль в данном преступлении.

На вопрос о времени совершения убийства все трое дали реакцию на 21 - 22 часа. Дополнительными обследованиями было установлено, что из этой выделенной группы из трех человек двое являлись наемными убийцами, а третий создал искусственный завал на дороге. Все соучастники оказались приезжими и прибыли в город за несколько дней до преступления.

Проведенный обыск по месту их жительства не дал положительных результатов. Тогда дополнительно было проведено полиграфное обследование, в результате которого было установлено, что у одного из родственников подозреваемого хранится пистолет Макарова и патроны к нему. При обыске у него в квартире была изъята граната и 50 патронов для пистолета Макарова. Для уточнения места хранения пистолета была проведена полиграфная проверка, в процессе которой уточнялось место нахождения тайника. После чего при повторном обыске пистолет был обнаружен.

 Основные, наиболее значимые аспекты использования полиграфа заключаются в следующем:

 1. Полиграф, кроме психофизиологических реакций, определяющих наиболее волнующие человека моменты в ответ на предъявляемые вопросы, ничего не регистрирует, и никакую ложь или правду сам по себе выявить не может.

 2. Построенный по определенным правилам опрос позволяет с вероятностью 90-95% утверждать, связано ли проявляемое человеком волнение с попыткой скрыть что-либо, или не связано.  На этой основе оператор полиграфа и оперативный работник могут определить, имеет ли место факт утаивания проверяемых сведений, значимых для расследования преступления.

 3. Сфера прикладного применения испытаний на полиграфе (во всяком случае - на современном этапе) определяется самой природой получаемых с помощью этого прибора результатов, которые носят вероятностный характер, т.е. в данном случае нельзя говорить о каких-либо однозначных выводах, подобных заключению эксперта.

 4. Специальная психологическая подготовка несомненно может помочь испытуемому исказить результаты тестирования. Но круг лиц, прошедших такую подготовку, особенно из среды преступников, в реальной жизни весьма невелик. Тем более, что попытки повлиять на свои физиологические реакции заметны для оператора, а сам факт противодействия полиграфу уже говорит о многом. При применении гипноза и антидепрессантов “обмануть” полиграф практически невозможно, даже обладая специальной подготовкой.

5.  Несмотря на то, что результаты опроса с использованием полиграфа, не введенные в дело процессуальным путем, рассматриваться в качестве доказательства причастности опрашиваемого к расследуемому преступлению не могут (в частности, к убийству по найму), носят лишь характер ориентирующей информации, но этого порой достаточно для того, чтобы сузить круг подозреваемых или же выдвинуть новые версии.

Уголовно-процессуальный аспект проблемы. Необходимо отметить, что практическому решению вопроса об условиях, формах и пределах применения полиграфа в уголовном судопроизводстве должно предшествовать глубокое и всестороннее научное исследование с широким обсуждением его результатов научной общественностью и достаточно репрезентативными экспериментами, отражающими специфику отечественного судопроизводства. Такие исследования в настоящее время ведутся в НИИ МВД РФ, где организован отдел психофизиологических проблем раскрытия преступлений и анализа преступного поведения, объединивший силы крупных специалистов из разных отраслей: медицины, психологии, юриспруденции. а также в научных подразделениях Федеральной службы безопасности. Полиграф стал активно применяться на уровне районного звена ОВД.

Правовой базой применения полиграфа в Российской Федерации стал Федеральный закон "Об оперативно-розыскной деятельности". Ст.6 этого Закона гласит: "...В ходе проведения оперативно-розыскных мероприятий используются ,,,технические и иные средства, не наносящие ущерб жизни и здоровью людей и не причиняющие вред окружающей среде", а также ч.1 ст.118 УПК РСФСР. Разработана также специальная инструкция "О порядке применения полиграфа при опросе граждан", утвержденная Генеральной прокуратурой, ФСБ и МВД РФ и зарегистрированная 28 декабря 1994 г. в Министерстве юстиции РФ. Министерством внутренних дел РФ 12 сентября 1995 г. издан приказ N 353 "Об обеспечении внедрения полиграфа в деятельность органов внутренних дел".

Таким образом, речь теперь следует вести не о правомерности использования полиграфа вообще, а об условиях его использования в процессуальной деятельности следователя, а может быть, и суда. Как отмечает В.А.Образцов, "метод испытаний на полиграфе после десятилетий огульного обвинения в безнравственности и лженаучности вошел в арсенал допущенных законом криминалистических средств" [22].

Очевидно, что всякие соображения об уголовно-процессуальном аспекте проблемы следует пока рассматривать лишь как гипотетически возможные. В то же время, ученые уже сейчас предлагают различные варианты уголовно-процессуальной модели использования полиграфа в ходе предварительного расследования[23].

Так, Р.С.Белкин допускает применение полиграфа при допросе при законодательном закреплении следующих положений:

1. Применение полиграфа допускается только с добровольного согласия допрашиваемого; отказ от испытания на полиграфе, равно как и предложение подвергнуться испытанию при отказе со стороны допрашиваемого не должны фиксироваться ни в одном процессуальном документе; отказ от испытания не может ни в какой форме толковаться во вред допрашиваемому.

2. Для участия в допросе разрешается привлекать специалиста-психолога, исполняющего функции оператора полиграфа в пределах обычной компетенции специалиста - участника следственного действия.

3. Результаты применения полиграфа не имеют доказательственного значения и используются следователем лишь как ориентирующая информация; доказательствами признаются лишь фактические данные, содержащиеся в показаниях допрашиваемого. Материальные свидетельства применения полиграфа (ленты, записи) к делу не приобщаются"[24].

Проведение полиграфного опроса носит характер сложного оперативно-технического мероприятия,  требующего высокой профессиональной подготовки специалиста. Фактически полиграф может рассматриваться как оперативно-техническое средство только с точки зрения непроцессуальных форм проведения проверок и оперативного режима использования информации.

Хотя процессуальные вопросы использования полиграфа еще не решены, анализ оперативно-розыскной практики свидетельствует, что применение его в сфере уголовного судопроизводства имеет тенденцию к количественному и качественному расширению. Думается, что накопленный опыт применения полиграфа в оперативно-розыскной деятельности со временем позволит перейти и к решению вопроса о его применении непосредственно в уголовном процессе ( на предварительном следствии и в суде), но при любом решении этого вопроса применение полиграфа в расследовании, особенно по делам, совершенным преступными организованными группами и сообществами, уже доказало свою практическую пользу и законность.

 

 

 

 

 

 

[1] См.: Г.Г. Зуйков. Поиск преступников по признакам способов совершения преступлений. М., 1970. С. 31-38.

[2] См.: М.С. Уткин. Особенности расследования и предупреждения хищений в потребительской кооперации. Авто­реферат канд. дис. Свердловск, 1975. С.6.

[3] См.: В.А. Овечкин. Общие положения методики расследования преступлений, сокрытых инсценировками. Харь­ков, 1975. С.7.

[4] Шмидт А.А. Тактические основы распознания ложных показаний и изобличения лжесвидетелей. - Канд. дис. Свердловск, 1973; Тимербаев А. Т. Алиби подозреваемого и обвиняемого. - Канд. дис. М.: Академия МВД СССР, 1975; Ратинов А; Адамов Ю. Лжесвидетельство. - М.: Институт Прокуратуры СССР, 1976; Баранов Е.В. Крими­налистическая сущность инсценировок и методы их разоблачения при расследовании преступлений. - Канд. дис. М.,1977.

[5] Белкин Р.С. Курс советской криминалистики. Т. 3. М., 1979. С.236-238.

[6] Зуйков Г.Г. Способы сокрытия преступления и уклонения от ответственности // Способы сокрытия следов пре­ступления и криминалистические методы их выявления. М., 1984. С.32.

[7] См.: Зуйков Г.Г. Указ. раб. С.33.

 

[8] Шестаков Д. А. Понятие преступности в российской и германской критической криминологии // Правоведение. 1997.  ¹3. С. 105-110.

 

[9] Boers K., Ewald U., Kerner H.-J., Lautsch E. / Sozialer Umbruch und Kriminalität. (Hrsg - K. Sessar). Bonn, 1994.

[10] Kury H., Dörman U., Richter H & Würger M. / Opfererfahrungen und Meinungen zur Inneren Sicherheit in Deutschland. Weisbaden. Bundeskriminalamt, 1992.

[11] Czapska J. Die Furcht vor Kriminalität in Polen / Glatzer W. (Hrsg). Lebesverhältnisse in Osteuropa. Prekäre Entwicklungen und neue Konturen. Frankfurt, 1996. S. 89-109.

[12] Hoffman-Lange U. Determinanten politisch motivierter Gewaltbereitschaft Jugendlicher in Deutschland. In: Lamnek S. (Hrsg.). Jugend und Gewalt. Opladen, 1995.

[13] Gutsche G. Sozialer Umbruch und Kriminalitätsentwicklund in den neun Bundesländern-Resultate neuerer Befragungen 1991-1993. In: Kaiser, G., Jehle J.-M. (Hrsg). Kriminologische Opferfoschung. Heidelberg, 1995. S. 107-126.

[14] Frankowski S., Wasek A. Evolution of the Polish criminal justice after World War Two - Anoverview / European Jornal of Crime, Criminal Law and Criminal Justice. 1993, N 2. P. 143-146.

[15] Kury H. (Hrsg) Gesellschaftliche Umwälzung: Kriminalitätserfahrungen, Streffäligkeit und soziale Kontrole. Freiburg, 1992; Kury H. Obergfell-Fuchs J. Kriminalität Jugendlicher in Ost und West. Auswirkungen gesellschaftlicher Umwälzungen auf psychsches Erleben und Einstellungen. In: Lamnek S. (Hrsg) Jugend und Gewalt. Devianz und Kriminalität in Ost und West. Opladen, 1995. S. 291-314.

[16] См.: Криминалистика. Краткая энциклопедия / Сост. Р.С. Белкин. М., 1993. С. 57.

[17] Злобин Г.А., Яни С.А. Проблема полиграфа // Проблема совершенствования советского законодательства: Труды ВНИИ советского законодательства. М., 1976. Т.6. С.128.

[18] Гуляев П.И., Быховский И.Е. Исследование эмоционального состояния человека в процессе производства следственного действия // Криминалистика и судебная экспертиза. Киев: РИО МВД УССР, 1972. Вып. 9. С.108.

[19]  Строгович М.С. Проблемы судебной этики. М., 1974. С. 147.

[20]  Ларин А. М. Нетрадиционные методы раскрытия преступлений // Государство и право. 1995. № 9. С.138.

[21]  Злобин Г.А., Яни С.А. Указ. раб. С.129.

[22] Образцов В.А. Основы криминалистики. М., 1996. С. 128.

[23] Комиссаров В.И. Использование полиграфа в борьбе с преступностью// Законность. 1995. N11. С. 43-47.

[24] Белкин Р.С. Курс криминалистики. В 3 т. Т.3: Криминалистические средства, приемы и рекомендации. М.: Юристъ, 1977. С. 55.